Другой мужчина и другие романы и рассказы - Бернхард Шлинк

и поездкам с ним, и возможности посидеть с ним за столом, и его подаркам. Их отношения были для него таким счастьем, что он ее избаловал. Когда он уже не мог справиться со всем, что на него наваливалось, его спасением была она.

Пока не подошло время экзаменов. Ей нужен был пациент, она обратилась к нему, и отказать в ее просьбе он не мог. Он ожидал особенно болезненных уколов, особенно мучительного сверления, плохих пломб и косых коронок – и ради нее готов был все это принять. Но на деле пришлось принять нечто другое. Не было никаких перекосов, ничего болезненного или мучительного. Напротив, каждый шаг Хельги вначале контролировал ассистент, а потом – если у ассистента были сомнения или если шаг был ответственным или трудным – и старший врач. Томасу ничего не испортили. Даже ожидание ассистента и старшего врача не было скучным. Хельга и еще одна студентка, с которой они ассистировали друг другу, разговаривали и шутили с ним, и когда Хельга наклонялась над ним, он чувствовал ее грудь у своего лица. Но длилось все это нескончаемо. Он проводил в стоматологии много часов, день за днем. Когда его вызывали к девяти, рушился весь утренний график, а если он приходил к двум, то в пять он все еще сидел там и ни на какие переговоры, стройплощадки и заседания не попадал. Ему приходилось переносить деловые встречи на вечер, брать больше работы на уик-энды, и искусно выстроенная конструкция его берлинских и гамбургских часов и дней зашаталась.

Он осознал, на что он подписался – или на что Хельга его подписала, – и хотел с полузаполненными каналами и полуустановленными пломбами и коронками пойти к своему зубному, чтобы через два часа обо всем этом забыть. Он сообщил это Хельге; реакция была холодной и яростной. Если он сейчас так ее подставит, то чтобы и духу его никогда больше у нее не было. И хотя она еще не знает, как отомстит ему за все последствия срыва ее экзамена из-за его дезертирства, но уж она придумает что-нибудь такое, чего он никогда не забудет. Нет, он не хотел срывать ее экзамен, он просто не знал, что его «дезертирство» сорвет его, и он тут же сказал, что готов продолжать участвовать в лечении. И в таком залпе тяжелой артиллерии совсем не было нужды. Но происшествие показало ему, что за манящей женственностью Хельги скрываются жесткость и решительность.

С блеском выдержав экзамен, она поделилась с ним своим проектом частной стоматологической клиники. Подготовку она начнет во время предстоящей ей ординатуры. Не хочет ли он вписаться? Поучаствовать в планировании и строительстве вместе с ней в качестве архитектора? И как негласный компаньон обеспечивать вместе с ней финансовый успех и получать навар?

– Кому нужна частная стоматологическая клиника?

– А кому нужны твои квартиры? Или твои мосты? Или твои картины? – Она смотрела на него с вызовом, словно хотела спросить: «А кому нужен ты?»

Он сперва опешил, потом рассмеялся. Какая, однако, эта Хельга воительница! Надо будет внимательно читать архитектурный и компаньонский договоры, а то ведь, пожалуй, надует.

Она увидела, что его вопрос не был какой-то принципиальной позицией, и стала терпеливо объяснять ему преимущества стоматологической клиники перед зубоврачебной практикой:

– Ты, наверное, думаешь о том, что твой врач часто давал тебе направления в клинику, а твой зубной врач еще никогда тебя в стоматологическую клинику не посылал. Но ты состаришься, можешь не сомневаться, и тогда даже если твой стоматолог все так или сяк сделает, то отдельный специалист по консервативному лечению, и другой по протезированию, и еще один по пародонтозу обработают тебя куда лучше.

Сначала «кому ты нужен», а потом «ты состаришься» – Томас подумал, что в их взаиморасчетах дающего и получающего ему причитается несколько более любезное обхождение.

Она прочла это по его лицу. И она сказала ему, как ей подфартило, что он есть в ее жизни. И как она восхищается тем, какой он крутой архитектор и художник. И какой он мужчина. И как улетно она рядом с ним чувствует себя женщиной.

Больше ей ничего говорить не пришлось.

5

Лето было перенасыщено энергией. Город энергично тянулся в небо подъемными кранами, копал в земле ямы и растил дома. Энергия атмосферы разряжалась бесчисленными грозами. Днем стояла жара, к полудню набегали облака, а к вечеру небо мрачнело, поднимался ветер, и в сверкании молний и раскатах грома падали первые тяжелые капли дождя. Лило двадцать минут, или полчаса, или три четверти часа. Потом в городе пахло пылью и дождем и было тихо, пока люди, загнанные грозой в дома, не выходили на вечерние улицы. Ненадолго снова светлело: в лучах позднего солнца становились прозрачными сумерки между темнотой грозы и темнотой ночи.

Томас чувствовал себя энергичным, пружинистым, легким. Он успевал все: обдумывать мост через Гудзон, писать серию картин, разрабатывать проект частной стоматологической клиники, вести текущую работу в бюро. Он планировал с Юттой два-три года в Нью-Йорке, с Вероникой – совместную жизнь после развода с Юттой, с Хельгой – то, что она называла обеспечением их успеха и навара. Он испытывал восторг жонглера, который включает в свою игру все больше колец и которому его игра удается еще с одним кольцом, и еще с одним, и еще…

А как у жонглера насчет страха? Не растет ли и страх с каждым следующим кольцом? Понимает ли жонглер, что его игра не может продолжаться вечно и неизбежно споткнется, собьется и рассыплется? Или он этого не понимает? Или ему все равно? В это легкое лето легким представлялось Томасу и окончание игры. Осторожно откидывать в сторону одно кольцо за другим. Дружески сказать Хельге, что все в прошлом, что он будет рад остаться ее другом и помогать ей как друг, но что совместного строительства и негласного товарищества не будет. С Вероникой спокойно обсудить окончание отношений. Алименты, его контакты с Кларой, ее представительство, его ателье – она умеет вести переговоры, она деловая женщина и так же заинтересована в прибыльной продаже его картин, как он в контактах с дочерью. А Ютте сказать, что пятнадцати лет достаточно, они могут остаться родителями для детей и партнерами в бюро, но в остальном свободны. Что в этом трудного – вывести кольца из игры так же, как вводил? Или только одно из них, или сразу несколько…

В августе ему исполнялось сорок девять. Каждая из трех его женщин хотела отпраздновать этот день с ним.