Тихая заводь - Владимир Федорович Попов

class="p1">Балатьев хмыкнул. Семь лет как сидит тут Дранников, и если у него и были какие-то навыки, то давно растерял их, тем более при таком союзнике, как водка. Решил осадить своего зама:

— В Златоусте теперь семьдесят варят. — Вздохнул. — В карете прошлого, Роман Капитонович, далеко не уедешь.

— Без такого прошлого — тоже, — лихо, как хороший фехтовальщик, уколом на укол ответил Дранников.

Дальнейший обмен колкостями ничего, кроме вреда, принести не мог, и это заставило Балатьева пойти на мировую.

— В таком случае вся надежда на вас, — сказал он. — Я, признаться, в Донбассе в основном рядовую сталь варил, ну, бывало, еще судовую, автотракторную и снарядную. Распределимся так: я всегда буду с утра, вы с Акимом Ивановичем поочередно неделю — в вечернюю смену, неделю — в ночь.

Предложение, а вернее — распоряжение, не пришлось Дранникову по вкусу.

— Это мы еще с директором согласуем, — буркнул он. — Положение-то на заводе нормальное.

— Не трудитесь напрасно, — твердо сказал Балатьев. — За цех отвечаю я, и командую в нем я. Что касается положения… У нас, как правило, положение нормальное, когда положение не нормальное.

Сочтя разговор законченным, Балатьев отправился на шихтовый двор.

Впервые ходил он здесь как хозяин, которому надлежит в корне менять установившийся годами распорядок. Если до сей поры о каких-либо улучшениях и изменениях нельзя было и подумать, то теперь преступно было не думать о них. Людей, безусловно, убавится, оставшимся со всем объемом ручного труда не совладать, печи шихтой не снабдить. Следовательно, придется что-то соображать насчет механизации работ, хотя бы малой. Вдоль склада надо во что бы то ни стало пустить подвесную тележку с электромагнитом, это избавит людей от необходимости поднимать с земли каждую чушку чугуна в отдельности и бросать в мульду. С помощью магнита и женщины с такой работой справятся. И для сыпучих нужно раздобыть какой-нибудь передвижной грейфер. Но прежде всего — заменить маломощную конную тягу мотовозами. Они помогут ускорить завалку мартенов и позволят увеличить выплавку металла. Теперь он вправе требовать все это от Главуралмета — завод продолжает работать, больше того — значение его непрерывно растет.

Когда Балатьев вернулся на рабочую площадку, Дранников и Аким Иванович все еще находились там.

— Вы не пробовали лить мазут в газовый канал? — обратился Балатьев к Дранникову.

— А что это даст? Несколько тысяч калорий — капля в море.

В какой раз убедился Балатьев в слабом техническом уровне своего заместителя. Пришлось объяснить, что дело тут не в калориях, а в улучшении условий теплоотдачи. Мазут даже в малых количествах увеличивает светимость пламени за счет сажистого углерода, и усвояемость тепла печью и металлолом от этого резко увеличивается.

Аким Иванович выслушал Балатьева с любопытством — эти истины он воспринял как открытия, — а Дранников отсутствующим видом своим давал понять, что к теоретическим рассуждениям начальника относится скептически. Это покоробило Балатьева, и уже в приказном тоне он заявил:

— Итак, разошлись. Аким Иванович выйдет с трех, вы, Роман Капитонович, в ночь. Через неделю поменяетесь.

Недовольно ощерившись, Дранников направился к выходу.

— Нет ума роженого, не дашь и ученого, — философски заметил Аким Иванович, глядя ему вслед. — К директору помчался жаловаться. Непривычный он чужой воле потрафлять. Пока еще никто переупрямить его не смог. — Увидев, что Балатьев вынул из кармана блокнот и что-то записал, настороженно осведомился: — Что это вы там?

— Да так, кое-что на память.

— А-а, — протянул Аким Иванович, сделав вид, что ответ вполне удовлетворил его, и продолжал свое: — А еще не хочет, чтоб первую оборонную плавку без него выпустили. Это ему щелчок по носу.

Балатьев понял, что обер-мастер был бы рад-радешенек участвовать в первой плавке, и предложил ему остаться.

Повеселевший Аким Иванович с рвением принялся устанавливать железные баки для подачи в печь мазута, а Балатьев отправился инструктировать рабочих. Грузчики теперь должны были проявлять особое внимание при отборе подаваемых в печь материалов, ковшевые — добиваться максимальной чистоты ковшей, канавные — тщательно подготавливать изложницы, шлаковщики — бесперебойно убирать шлак, газогенераторщицы — как можно быстрее загружать дрова в жерла своих ненасытных агрегатов.

Разговаривал Балатьев с людьми прямо на рабочих местах, поскольку заводской красный уголок был на затяжном ремонте, но инструктаж от этого получался доходчивее — для каждой профессии свои особые задачи.

Решил он сходить и в лабораторию, чтобы поближе познакомиться с заведующим и лаборантами, выяснить степень их квалификации и заодно нагнать страху, опасаясь, что без тонизирующего вливания дело на лад не пойдет.

Лаборатория, помещавшаяся в бревенчатой пристройке к литейной мастерской и занимавшая две крохотных комнаты, оказалась настолько убогой, что от лаборантов нечего было требовать ни экспресс-анализов по ходу плавки, ни ускорения конечных анализов.

Поздоровавшись, Балатьев спросил, кого следует поблагодарить за историю с медью. Поскольку ответа не последовало, поднажал:

— Ну! Шкодливы как кошки, а трусливы как зайцы? Хитрить со мной не советую, все равно дознаюсь.

Этого разговора Мокрушин ожидал, опасался его и заранее подготовил самый логичный, как ему казалось, и исчерпывающий ответ:

— Реактивы подвели, оказались нечистыми.

— И вы целую неделю не удосужились их проверить? А интересно, сколько времени показывали бы вы завышенную медь? Пока меня не выгнали б? Так? Так, я спрашиваю?!

Молчал Мокрушин, упорно глядел в пол. Притаились и лаборантки, две юные девчушки с одинаковыми букольками и в одинаковых белых халатиках, по всей видимости только кончившие школу.

Подойдя к настенному эриксоновскому телефону, Балатьев крутнул ручку.

— Директора, пожалуйста.

По этому «пожалуйста» телефонистки безошибочно узнавали начальника мартеновского цеха — здесь вежливость была не в ходу — и, стараясь услужить ему, всегда находили абонента. Нашли и на сей раз, причем довольно быстро.

— Вы грозили мне следствием и судом за медь, Андриан Прокофьевич, — жестко сказал Балатьев, — а я требую, чтоб следствие провели в лаборатории. Что это? Серия ошибок или злой умысел? Если умысел, то чем он продиктован? Люди в лаборатории, по-моему, очень приличные.

— А кто неприличный? — пошел в атаку Кроханов, не выдержав прямого нажима.

— Передайте дело в органы, там разберутся.

Когда Балатьев вернулся в цех, с левой стороны печи уже стоял железный бачок, и из него тонкой струей тек в газовый канал мазут. В плавильном пространстве заметно повеселело, поток пламени стал более густым и ярким.

И все же, хоть печь пошла намного горячее, первая пульная плавка затянулась. Несколько раз пришлось удалять шлак, несколько раз заводить новый. Операции эти, производившиеся вручную, были изнурительными и долгими. Чтобы спустить шлак, шестеро подручных вводили в окно печи длинный металлический стержень с насаженным на него