Создатель эха - Ричард Пауэрс

– Конечно. И все же мне кажется, что моя исследовательская работа подошла к концу. Хочется передышки, Сильви. Остаться дома, написать маленькую, безобидную научно-публицистическую книжку. Управлять лабораторией, может даже на лодке поплавать. В общем, тихой, домашней жизни желаю.

– Вот какой, значит, план отхода у моего пятидесятипятилетнего муженька?

– Проводить больше времени с женой…

– Боюсь, эта самая жена про тебя в последнее время совсем забыла. Так что хватит разъездов! – В ее глазах загорелись веселые огоньки. – Ага! Так и знала!

Он покачал головой, удивленный своей реакцией. Сильви протянула руку и погладила его по лысине – ее давний ритуал на удачу.

– Знаешь, – произнес он, – я правда думал, что к данному этапу жизни обрету достаточно самообладания.

– Одна из главных задач мозга – скрывать свои процессы от нас самих, – процитировала Сильви.

– О как. Звучит! Откуда цитата?

– Вспоминай.

– Ах, люди, – Вебер потер виски.

– Те еще создания, – согласилась Сильви. – И жить с ними не выходит, и подвергнуть их вивисекции нельзя. Итак, что же тебя так зацепило в этой конкретной особи?

Работа Сильви – уговорить его сделать то, на что он уже решился.

– Мужчина узнает свою сестру, но не доверяет узнаванию. В остальном он, судя по всему, ведет себя разумно и не имеет других когнитивных нарушений.

Она тихо присвистнула, несмотря на то, что за всю жизнь наслушалась немало его необычайных историй.

– Есть в этом что-то Зигмундовское.

– Определенно. И все же синдром – явно результат травмы. Вот что делает этот случай исключительным. Он может стать мостиком между двумя совершенно разными парадигмами мышления, поскольку полностью не может быть объяснен ни одной, ни второй.

– И ты бы хотел засвидетельствовать его перед тем, как умрешь?

– Ха! Зачем же так мрачно? Сестра пациента читала мои работы. И считает, что врачи не осознают полную картину.

– Разве в Небраске нет неврологов?

– Вряд ли они вообще встречали синдром Капгра где-то, кроме как в медицинских текстах. А там он обычно описывается как признак шизофрении или болезни Альцгеймера. – Вебер снял с шеи кухонное полотенце и вытер два винных бокала. – Сестра просит меня о помощи.

Сильви изучающе посмотрела на него и сказала:

– Ты же именно с такими людьми и зарекся работать.

– Вообще, синдромы ошибочной идентификации могут многое рассказать о памяти.

– Как это?

Ему всегда нравилось, когда она так спрашивала.

– При синдроме Капгра человек верит, что его близких подменили реалистичными роботами, двойниками или инопланетянами. Всех других людей больной идентифицирует верно. Лица любимых больной помнит, но вот чувств они не вызывают. Отсутствие эмоционального отклика пересиливает рациональные сигналы памяти. Или же можно сказать, что разум порождает очень продуманные, но необоснованные объяснения, дабы объяснить нехватку эмоций. Логика полагается на чувства.

Сильви усмехнулась.

– Сенсация: мужчина-ученый подтверждает очевидный факт. Что сказать, милый. Отправляйся в путешествие. На мир погляди. Что тебя останавливает?

– Ты не будешь возражать, если я уеду на пару дней?

– Ты же знаешь, у меня сейчас полный завал. Будет время решить накопившиеся дела. И давай наше сегодняшнее киносвидание отменим? К завтрашнему дню мне надо просмотреть детские обследования на ВИЧ.

– И ты не перестанешь меня уважать, если я… не сдержу своего слова?

Она перевела взгляд от пустой раковины и испуганно уставилась на него.

– Не сдержишь слова? Ох, мой бедный муженек. Мы ведь про твое призвание говорим. О деле всей твоей жизни.

Они снова поцеловались. Удивительно, как много было в этом жесте даже спустя три десятилетия. Он отвел прядь ее волос цвета кофе за ухо и коснулся лба. Волосы Сильви стали тоньше, чем в колледже, когда они только познакомились. Она была безумно привлекательной. Но теперь, когда, наконец, обрела душевный покой, он находил ее очаровательной. Очаровательной и седой.

Она подняла на него любопытный, искренний взгляд.

– Спасибо, – сказал он. – Но как пережить чертов досмотр в аэропорту?..

– Остается только уповать на тур-менеджера. Он для этого и существует.

Он называл всех вымышленными именами. А когда излишние подробности грозили выдать личность человека, Вебер подменял и его окружение. Иногда объединял несколько клинических случаев в один. Таковой была общепринятая практика для защиты конфиденциальности всех вовлеченных сторон.

Однажды он описал женщину, довольно известную в научной литературе. В «Килограммовой бесконечности» он называл ее Сара М. Двустороннее повреждение зрительной коры средней височной области привело к акинетопсии – редкой и почти полной неспособности воспринимать движение. На мир Сары словно навели стробоскоп. Она не видела движение предметов вокруг. Жизнь превратилась в серию неподвижных снимков, связанных лишь смутными траекториями передвижений.

Она умывалась, одевалась и ела со скоростью покадровой перемотки. Стоило повернуть голову, как перед глазами возникал вихрь кружащихся картинок. Налить кофе стало для нее непосильной задачей: в одно мгновение жидкость свисала с носика кофейника, как сосулька, а в следующее – уже расползалась по столу кофейными лужами. Любимая кошка стала пугать до смерти: она то резко исчезала, то материализовывалась из ниоткуда уже в другом месте. От телевизора резало глаза. Птица в полете пробивала небо за стеклом пулевым отверстием.

Водить, перемещаться в толпе и даже переходить улицу у Сары М., естественно, тоже не получалось. Пленка застревала – и Сара замирала на обочине дороги тихого городка. Появившийся вдалеке грузовик мог сбить ее, как только она ступит на дорогу. Неподвижные изображения накладывались друг на друга, образуя бессвязные, раздвоенные квадратные негативы. Машины, люди и предметы возникали в случайных местах.

И даже движения собственного тела были не более чем серией последовательных застывших поз. Этакая вечная игра в «замри». Но вот что странно: из всех живущих только Сара М. узрела о зрении то, что было скрыто от здоровых глаз. Если зрение – это быстрые, но прерывные вспышки нейронов, то непрерывное движение увидеть попросту невозможно. Если только мозг не запускает процесс сглаживания.

Получается, мозг Сары ничем не отличался от мозга других людей, кроме как неспособностью к этому самому сглаживанию. Сара – ненастоящее имя женщины. Ее могли звать как угодно. Она всплыла в памяти Вебера, когда он ступил на трап в аэропорту Ла-Гуардия, и исчезла, стоило ему через несколько часов оказаться прямо посреди бескрайней прерии. Оказаться без всякого перехода, словно произошла смена кадра.

Он остановился в мотеле «Моторест» у федеральной трассы. Выбрал его из-за вывески «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ЛЮБИТЕЛИ ЖУРАВЛЕЙ». Полное отчуждение от окружающего мира. Он больше не в Нью-Йорке. Они с Сильви уехали со Среднего Запада в семидесятых и никогда о нем не вспоминали. Родной, широкий простор казался таким же чуждым, как ландшафт с фотографий «Соджорнера», переданных с Марса. Выйдя из проката в аэропорту Линкольна, он на мгновение запаниковал, что не взял с собой ни паспорта, ни местной валюты.

Вестибюль «Мотореста» оказался вполне типичным. Нейтральные, умиротворяющие пастельные тона – универсальное решение для гостиничного интерьера. Такое можно встретить