Таблетка от понедельника - Александр Горбов

– На подарок бери! Шапочки, – продавщица подмигнула ему со значением, – способствуют появлению различных девиц.

– Ну…

Тётка поймала за рукав попытавшегося уйти Сашку.

– Тебе тоже шапочку надо сменить. На что-нибудь весёленькое… Вот такую, скажем. Примерь!

Вздохнув, Сашка всё же надел оранжевую вязаную шапку. А что, неплохо смотрится. Очень позитивно, «весело», как сказала продавщица.

– Вот, видишь! Отлично же сидит. Заворачиваю или ещё посмотрим?

– Заворачивайте.

– А знаешь, я тебе в нагрузку вот такую шапочку дам. Не бойся, бесплатно.

Тётка снова подмигнула ему.

– Если пригодится, потом заплатишь.

Она чуть ли не насильно впихнула ему ещё и женскую шапку. Тоже огненно-оранжевую, только с большим пушистым помпоном.

– Всё, беги, красавец. Ждут тебя уже, заждались, сил нет. Вон там ближайший выход.

Сашка пошёл в указанную сторону, где и правда нашёлся выход с рынка. Уже в автобусе он хмурился и спрашивал сам себя: зачем было покупать эту дурацкую шапку? Надо было сразу повернуться и уйти. Продавщица какая-то странная, вторую «в нагрузку» дала. Может, она сумасшедшая? Как её только не выгнали за разбазаривание товара.

– На Ленина выходите?

– Ага.

У Сашки окончательно испортилось настроение, когда он вышел на остановке: вместо асфальта здесь разлилось слякотное море. Чёрная, маслянистая в свете фонаря, вода плеснулась на ботинок и залилась под шнурки. Вот же гадость! Теперь идти домой с мокрой ногой. Может, вторую намочить, для симметрии?

Девушке, вышедший перед ним, не повезло больше. Она поскользнулась и чуть не плюхнулась в лужу. Размахивая руками, как канатоходец, ей удалось удержать равновесие. Но из кармана её пальто что-то выпало и тут же погрузилось в грязь.

– Девушка, вы уронили…

Сашка нагнулся и поднял нечто вязаное, насквозь промокшее и выпачканное.

– Ай!

Незнакомка обернулась. Проверила карман, убедилась, что эта грязная тряпочка действительно её, и расстроено наморщила носик.

– Жаль… Это была моя любимая шапка. Теперь только выкинуть.

Она взяла «шапку» из руки Сашки, вздохнула и бросила в урну.

– Спасибо, – она улыбнулась ему и пошла дальше. Поваливший снег ложился ей на волосы белым платком.

– Погодите!

Сашка бросился за незнакомкой.

– Я прошу прощения, но у меня есть кое-что. Вот, возьмите.

Он вытащил из пакета оранжевую шапку. Огненную, с пушистым помпоном.

– Нет, не надо…

– Надо. Она мне досталась случайно. Снег идёт, ты можешь замёрзнуть.

Девушка повертела в руках шапку, надела и вдруг тепло улыбнулась Сашке.

– Тогда с меня кофе. Хорошо? Я же должна тебя отблагодарить. Вон там есть забавная кафешка. Кстати, меня Ира зовут…

Через месяц Сашка заехал на тот рынок и нашёл павильончик с шапками и странную продавщицу.

– Ну что, пригодилась шапка?

Сашка немного смущённо кивнул.

– Я вот… Деньги за неё привёз. И это… Хотел пару шарфиков купить, такого же цвета.

– Сейчас найдём, родной. Сейчас…

Тётка быстро сходила в подсобку и вернулась с пакетом.

– Держи, такие же радостные.

– Спасибо. Ой, а это что?

Вместе с двумя большими шарфами лежал крохотный оранжевый шарфик.

– Бери, бери, точно понадобится.

Тётка подмигнула.

– Я ещё никогда не ошибалась.

И Сашка купил все три шарфика. Не доверять этой продавщице шапочек у него не было никаких причин.

Фёкла Центавра

Тётку Фёклу считали сумасшедшей. Не опасной психованной, а просто дурочкой. Жила она в последнем доме на нашей улице, держала кур и несколько коз, с соседями практически не общалась. Я иногда её видел – зайдёт к моей бабке, чаю выпьет, помолчит и уйдёт. По весне, рассказывали, у неё обострение: перед самым рассветом бродит по улице, стонет во весь голос, а в синих глазах такая тоска стоит неземная, что даже подходить страшно.

В тот год я с начала зимы у бабки моей жил. Вроде как в гости приехал и задержался. Если честно – то прятался я от «деловых партнёров». Время было нехорошее, на самом излёте девяностых, тогда из-за мелкого долга и закопать могли. Потом, конечно, выкрутился, расплатился и с бизнесом завязал. Но тот год безвылазно сидел в деревне у бабки. Перечитал всё, что было у неё в шкафу, даже переписку Ленина с Каутским. Дров на три года вперёд напилил. У сарая стену поправил. И всё равно от скуки на стенку лез.

– Сходи к Фёкле, – как-то мне бабка после завтрака говорит, – помоги, чем сможешь. Ей без мужской руки-то тяжело жить.

Я сначала отказывался: не люблю сумасшедших.

– Сходи, – настаивала бабка, – родственница всё-таки. Троюродная сестра тебе будет. Не бойся, кидаться не будет, тихая она.

Ладно, думаю, схожу. Всё равно делать нечего.

Зашёл во двор, эй, говорю, есть кто живой? Не отзывается никто, только занавески на окне дрогнули. Присел на скамеечку, закурил, греюсь себе на солнышке.

– Чего припёрся?

Фёкла на крыльцо вышла и смотрит на меня. Вроде сердито, но без злости.

– Да по-соседски зашёл, может, помочь надо.

– Баба Маша прислала? – Фёкла щурилась от яркого света, совершенно непохожая на сумасшедшую в этот момент. – Ну, дров можешь нарубить, если пришёл.

Повернулась и в дом ушла. Ну и ладно! Взялся за топор, помахал им в охотку – люблю я это дело, если никто над душой не стоит.

– Чай будешь?

Фёкла подошла совершенно беззвучно. Хмурилась, смотрела на меня исподлобья, теребила пальцами край куртки.

– А если буду?

– Пойдём тогда, хватит уже.

Молча напоила меня чаем с крыжовниковым вареньем. А я всё по сторонам смотрел: дома у неё чисто, уютно. И что удивительно, на стенах фотографии из журналов. Только не море, не цветы, а всё больше звёзды, галактики, туманности всякие.

– Чё смотришь? Всегда мне это дело нравилось, даже в школе по астрономии пятёрка была.

Я пожал плечами – мне вот самолёты нравятся, хотя и пролетел с поступлением в лётное. Ну троечник я был, что с меня взять.

– В субботу зайди, – вдруг сказала Фёкла, – курицу зарубить хочу, а у самой рука не поднимается. Поможешь?

– Ага.

Так и пошло. Я к ней заскакивал, помогал чем мог. Она меня чаем поила, всегда с крыжовниковым вареньем. Люблю, говорит, его. Ну и разговаривали: она – о звёздах, я – о самолётах.

В начале апреля выбрался я в город. По-тихому, стараясь не попадаться на глаза знакомым. Сделал кое-что, и быстренько назад. Только не удержался, зашёл к школьному дружку, Витальке Смолянинову, и выпросил у него старый телескоп. Советский ещё, на стойке со ржавыми разводами. Он покочевряжился, мол, отцовский, но отдал – всё равно на балконе только место занимал.

Как я его тащил – отдельная история. Тяжеленный деревянный ящик, килограмм тридцать. В электричку запихивался, так меня