Наш человек в горячей точке - Роберт Перишич

Всё это решится само, как только Борис даст о себе знать, уговаривал я себя. Уже на следующей неделе мир будет иным. Сейчас всё качается, всё разваливается, появляются трещины, но… Всё вернется на своё место.

Мне было необходимо выпить.

Та женщина в нашем редакционном кафе всё еще ждала.

Не знаю, с чего я вдруг спросил её: — Вы кого-то ждете?

— Я Анка Бркич, мать футбольной звезды Нико Бркича, который должен был играть в Нантесе! — выпалила она, подумав, что вот наконец подошла её очередь.

Меня как током дернуло — она говорила на моём родном диалекте.

— Что это значит — должен был играть в Нантесе? — спросил я. Ввиду того что она произнесла «Нант» так, как это пишется, я решил держаться того же правила.

— Должен был играть в Нантесе, но… не начал играть.

— А, понимаю, — сказал я, — но в большинстве случаев это так и бывает, правда?

Она глубоко вздохнула: — Нет, тут не так… Он должен был играть в Нантесе… Они его хотели взять. Но этот менеджер, Чатко, продал его в Эмираты, в Арабию! Сказал, там больше денег. А потом сам взял эти деньги, сказал, что так подписано, что он теперь — его… Что мой сын — его?!

— Да, да, что поделаешь, — закивал я, — но если подписано… — Я взял водку Red Bull и хотел уйти.

Но у этой женщины был такой взгляд, от которого невозможно отделаться без грубости. — Тогда мой Нико из упрямства не согласился на Эмираты. Сказал: «Да лучше домой поеду, землю пахать!» И теперь этот Марко Чатко и его люди грозятся переломать Нико ноги, так я и приехала заявить об этом!

— Да? В полиции уже были? — спросил я.

— А что мне делать в полиции-то? Икан Чатко, брат Марко, он же в полиции большая шишка! Куда мне, пришлось идти в газету!

Я сказал ей, что нужно дождаться Владича, он у нас пишет о спорте.

— Да, мне сказали, да вот только… — Она замолчала, чтоб не расплакаться.

(…Но мне сказали обратиться к Тину… Он наш человек в Загребе, — мне стало страшно, что она сейчас так скажет.)

Помолчав, она продолжила: — Мне сказали, что не знают, придет ли он, и что он сюда не заходит… Я с утра здесь. Не могу даже, уж извините, облегчиться.

Я перевел дух.

— Владич наверняка зайдет сюда выпить… Он, знаете, такой крупный, краснолицый, в очках. Сразу видно, что занимается спортом. А вы пока сходите в туалет, я вас отведу.

Я отвел мать футбольной звезды Нико Бркича в наш туалет и подождал, когда она выйдет, — было видно, что она боялась остаться одна. Она многословно поблагодарила меня и пошла ждать дальше.

Я вернулся за свой стол, к Интернету, к Попокатепетлю.

Сайт сервисировал Centro Nacional De Prevention De Desastres.

Из Попокатепетля в ясное мексиканское утро поднимался слабый дымок.

Centro Nacional De Prevention De Desastres на анимированном семафоре в настоящий момент обозначал актуальную опасность желтым цветом.

Люди вокруг меня говорят по телефону, пишут тексты, перекапывают разное дерьмо, конструируют реальность, гоняются за событиями… Смотрю на них: пытаются вписаться.

В таком состоянии экзистенциалистской медитации я вспомнил о золотых смесителях из дворца Саддама в Тикрите.

Золотые смесители Саддама. Маркатович сказал, что их тайком протащил через границы какой-то журналист, который работает на иностранцев.

А вдруг, подумал я, Борис тоже взялся за какой-нибудь такой бизнес и плюнул на карьеру журналиста? Может, он добрался до какой-нибудь месопотамской скульптуры тысячелетней давности и сейчас тащит её на себе через пустыню… Кто знает? Местные банды наверняка пытаются втюхать иностранцам всякую всячину, в том числе и памятники культуры. Если они будут искать журналиста, похожего на контрабандиста, то конечно же заметят его! И если какой-то оператор способен тайком провезти смесители Саддама, то одному богу известно, что притащит сюда этот тип. Скорее всего, что-то не имеющее никакой ценности, но зато крупного размера.

Стоп… А тот оператор, кто бы это мог быть? Кто-то из наших, тех, что снимали для иностранцев, когда здесь была война. Сейчас они ветераны, профи, такие, каких в нормальных странах найти нелегко. Э-э, я даже вздрогнул — как же я забыл о них! Они наверняка и сейчас ещё в деле. Наши люди со всеми общаются. Вот их и надо распросить! Все журналисты сконцентрированы в Багдаде, в отелях, в пресс-центрах. И конечно же, все земляки друг друга уже знают.

Надо бы спросить у Рабара, кто из наших ещё остался там… «Журналисты покидают Ирак»… Он сейчас, наверное, в пути, а может, уже вернулся. Мы с ним никогда не конфликтовали, подумал я, а то, что он ушел в ГЕП, так какое мне дело.

Я уже нажал на его номер в списке контактов моего мобильника, уже прозвучал сигнал с его стороны, и тут до меня дошло, что это номер, оставшийся с того времени, когда он работал в нашей редакции. Начинался он с тех же цифр, что и мой.

Я выключил телефон.

Мне был нужен новый номер его телефона, в ГЕПе. Может, позвонить его жене и спросить… Но его домашнего телефона у меня не было, адреса тоже. У меня теперь вообще не было ничьих адресов. Звоню людям на мобильный, пишу им имейлом — иногда кажется, что все они живут где-то в воздухе.

Я пошел к их секретарше.

Тихо произнес: — Сорри, у меня личный вопрос…

Она слегка растерялась.

— Ты что сюда забрел?

Я смутился.

— Ну, понимаешь, мне нужен номер домашнего телефона Рабара, или хотя бы его адрес…

— Рабара? — её взгляд стал озабоченным.

— Видишь ли, это чисто личное дело. Я ему кое-что одолжил… У тебя в картотеке ведь есть его домашний номер?

Она посмотрела на меня так, как будто мы заговорщики.