Великое чудо любви - Виола Ардоне

Ознакомительный фрагментмол, как я ее здесь оставлю, так здесь и найду. А она никогда мне не лгала и падучей не страдала. Однажды мы с ней нашли сморщенное семечко от яблока, что нам давали на обед. Так Мутти спрятала его в карман сорочки, и, когда нам разрешили выйти во двор, мы выкопали ямку, сунули туда семечко и присыпали землей.

– И что теперь? – спросила я.

– Нужно дождаться дождя.

– А после дождя?

– Ничего особенного.

– А потом?

– Снова ничего.

Разочарованно оглядев напоследок крохотный холмик, я пнула острый камень.

– Зато, когда вернешься, найдешь на этом месте крохотное деревце.

Я пожала плечами:

– Мне и тебя достаточно, – а потом захныкала, вцепившись в ее подол.

– То, что мы любим, по-прежнему существует, даже если кажется, что оно исчезло.

– А на самом деле?

– А на самом деле оно растет и ждет.

Два дня спустя меня забрали к Маняшкам.

Новенькая, похоже, даже не слушала, так что я, утерев глаза рукавом сорочки и высморкавшись в край простыни, продолжаю рассказ.

А с Гадди ты уже встречалась? Он все обо всех знает и на каждый недуг вешает ярлык: неврастеничка, лунатичка, маньячка, истеричка; экзальтированная, импульсивная, параноидальная. Я, наверное, аутистка – так мне сказала одна медсестра, только она через месяц уволилась и устроилась в больницу для не-чокнутых, где только зашивают раны и вправляют кости. А с психическими у нее не заладилось, это даже надзирательницы говорили: слишком жалостливая. Как думаешь, я аутистка? Новенькая кусает нижнюю губу, пока на простыне не показывается кровь, что я воспринимаю как сомнение.

У каждой болезни – свой знак, понимаешь? Гадди все их видит и решает, давать тебе Красный леденец или Синий, лучше тебе сегодня или хуже, оставить тебя в Море Спокойствия или перевести в земли Буйных и Полубуйных, уложить или поднять, привязывать ли ремнями, нужен ли электрошок. В последнем случае вызывает Лампочку, чтобы та пустила через тебя ток: слабый, совсем слабый или помощнее.

Ток выходит из полированного деревянного ящика вот такой ширины, объясняю я Новенькой, раздвинув руки чуть шире плеч. Поднимаешь крышку, а там ручка с делениями, показывающими силу удара. Работает это так: сперва надзирательницы гоняются за тобой по всем отделениям, но в конце концов всегда ловят, затаскивают в кабинет со стеклянной дверью, накрепко привязывают к креслу, суют в рот пластиковый диск, чтобы не раскрошились зубы, надевают на макушку чепчик, завязав тесемки под подбородком, а под чепчик, раздвинув волосы, вставляют кабели. К кабелям прикреплены зажимы, зажимы обмотаны влажной марлей. Пока понятно? Там еще есть часы, которые отсчитывают секунды, от нуля до шестидесяти. Ты считать-то умеешь? Меня Мутти с раннего детства учила. Может, я и числа именно поэтому люблю, а не потому, что аутистка. По бокам у часов две ручки. Ручка 1: сила тока. Ручка 2: частота. Как загорится красный свет, начинается спектакль, и нас ведут поглазеть через стеклянную дверь. Гадди говорит, страх – хороший советчик, а на чужих ошибках учиться лучше, чем на своих. Кто бесится – идет на электромассаж, кто бранится – идет на электромассаж, кто натирает подружку – идет на электромассаж, кто бредит – идет на электромассаж, кто мочится по ночам в постель – идет на электромассаж, кто отказывается от еды – идет на электромассаж. Новенькая прячет руки: два побега лозы, увитые зелеными жилками.

А хочешь, я все-все расскажу? Это я пытаюсь ее напугать, как Гадди учил. Случается, пациентка вопит, корчится, потом ее рвет, она мочится под себя, пока, наконец, не начинается падучая. После чего спит два дня подряд, а когда просыпается, становится такой же, как раньше, только лучше и спокойнее, а про чепчик, провода и красный свет ничегошеньки не помнит. Поначалу рот у нее на замке, ей, бывает, даже имя свое невдомек, как тому попугаю с желтым клювом, что все никак «Портобелло» сказать не может. А ты любишь, когда по телевизору «Портобелло»[3] показывают?

Однажды, еще до того, как нас разлучили, надзирательницы поймали Мутти: услышали, как она кричит во сне. Все отделение перебудила, и даже медсестры в своем подземелье жаловались. Гадди приказал отвести ее в кабинет со стеклянной дверью, а нас всех заставил смотреть. Жилетт тогда втихую спрятала меня в чулане на четвертом этаже, но Гадди нашел и велел отвести вниз. Мутти лежала у Лампочки в кабинете, и чепчик скрывал ее волосы цвета сиамской кошки – такие же, как мои. Увидев меня, она улыбнулась, словно только этого и ждала, чтобы начать игру в «Немое кино». Когда зажегся красный свет, Мутти подняла указательные пальцы и принялась ими размахивать, как дирижер палочкой. А потом запела нашу песенку, Es war eine Mutter. Пой, попросила она с той стороны стекла. Пой со мной, Эльба, прочла я по губам. И запела, сперва тихо-тихо.

Лампочка крутанула ручку 1 и тут же ручку 2. Мутти прищурилась, широко раскрыла рот, но я ничего не услышала: чьи-то руки закрыли мне уши, и я, воображая, что она тоже поет, выкрикивала слова Es war eine Mutter, все громче и быстрее, пока не дошла до последнего куплета, после чего красный свет погас, у Мутти началась падучая, и она потеряла сознание. Подняв голову, я увидела над собой волосатый подбородок Жилетт. Наконец она отпустила мои уши и отвела обратно в палату.

А песню эту мы больше не пели. Мутти не помнила, чтобы когда-либо ее знала.

3

Правило номер один: не поел – голодным ходи.

Запоминать числа Мутти меня учила при помощи рифм. Еще учила буквам, названиям рек и морей, кратности и дольности, историям из греческой мифологии и тайному языку Германии. От нее я узнала куда больше, чем от Сестер-Маняшек. Чтобы не сойти с ума, говорила Мутти, нужно найти себе занятие, нужно учиться. Тебе бы тоже стоило, советую я Новенькой. Хочешь знать столицу оранжевой Германии? А желтой? Она закрывает один глаз, что я воспринимаю как «нет».

С тех пор, как ее привезли, прошло уже три запятая два дня, но она еще ни разу не окунула ложку в тарелку. Ладно, сейчас ты есть не хочешь, ворчу я, но ты должна знать, что упрашивать тебя никто не будет и кормить с ложечки, летит самолет, открывай скорее рот, – тоже. Никто не придет нас поддержать – придется поддерживать друг друга самим, не то дело кончится ремнями и электричеством. Мы все здесь разные, и все – сломанные