Солнце, луна и хлебное поле - Темур Баблуани

Ознакомительный фрагментя бы так же поступила», – сказала Манушак, и слова эти меня здорово обрадовали. Тогда я ей и пообещал: «Будет время, свожу тебя на озеро Лиси; пойдем пораньше, проведем там весь день, возьмем напрокат лодку и покатаемся». Сейчас у меня были деньги, а когда есть деньги, ничего не мешает исполнить обещанное.

К двум часам Манушак приносила горячий обед в парикмахерскую. Пока Гарик и Сурен обедали, она подметала пол, стирала, что нужно, складывала пустую посуду в сумку и возвращалась домой. Случалось, ее подменяла тетя Сусанна, и я надеялся, что она не откажется заменить дочь и на этот раз.

У них был довольно большой одноэтажный дом, выстроенный из плоского кирпича. За домом, во дворе, стояли сарай и четырехкомнатный деревянный флигель, который они сдавали, в основном – студентам. «Все это нажито моим трудом», – хвастался Гарик. Но однажды тетя Сусанна сказала мне: «Врет, этот дом – мое приданое, родители мне купили. Когда вы с Манушак поженитесь, отдам вам две угловые комнаты с этой стороны, остальное – мне, Гарику и Сурену. Даст Господь, заживем все вместе, сладко и счастливо».

Царство ей небесное, хорошая была женщина, она приглядывала за мной с детства; если отец был пьян и забывал забрать меня из детского сада, где она убирала, она приводила меня к себе. Их двор граничил со зданием детского сада. Кормила меня, купала и укладывала спать. Я почти каждую ночь писался, пока не подрос, но она ни разу ни единым словом не упрекнула меня за это – просто стелила под простыню клеенку, только и всего.

Сейчас я подошел к окну в комнате Манушак и уперся лбом в стекло. Кровать не была застелена, одеяло наполовину сползло. Манушак не было видно. Только я повернулся, как по голове мне стукнул камешек, и я услышал свое имя: «Джудэ». Взглянув наверх, увидел Хаима. Доска чердачной стены была сдвинута, из-за нее он и выглядывал.

– Ради бога, что ты там делаешь? – спросил я.

Он поднес палец к губам:

– Смотри не проболтайся, что я здесь, не то я пропал.

Я кивнул.

– И даже Манушак не говори.

Я заколебался:

– Сколько же времени ты собираешься там быть?

– Пока не знаю, посмотрим.

– Ладно, и Манушак не скажу.

– У меня к тебе дело.

– Если я сейчас поднимусь, могут заметить, приду к двум часам.

– Обязательно приходи.

– Ну, само собой.

Он поправил доску, стена стала целехонькой.

К двум часам Манушак должна была идти в парикмахерскую, тетя Сусанна ложилась вздремнуть или шла на базар. Так что я свободно мог подняться на чердак, мне бы ничего не помешало.

Тем временем вернулась Манушак и постучала по оконному стеклу. Я был в таком замешательстве, что сказал:

– Чего тебе?

Она приоткрыла окно:

– Чего мне?!

Ясно было, я уже не мог позвать ее на озеро Лиси, вместо этого я сказал:

– Хаимовых дядек арестовали.

– Знаю.

– Тебе что, приснилось?

– Керосинщик Дитрих заходил, он сказал.

Я вспомнил, что Дитрих встретился мне по дороге; я улыбнулся:

– Чего ему нужно было в такую рань?

– Занял денег у отца.

Мне показалось немного странным, что она не спросила, где я был вчера, но, занятый мыслями о Хаиме, я не придал этому значения: «Почему он прячется, в чем дело? Если его дяди что-то натворили, он-то тут при чем? Что им от него надо?»

Тетя Сусанна хлопотала на кухне у плиты, Гарик и Сурен кончали завтракать.

– Слыхал новость? – спросил меня Гарик.

Я кивнул и сел за стол.

– Хорошо бы и Хаима взяли в придачу, – Сурен ненавидел Хаима, но тогда он сказал это назло мне.

– Сделаю тебе яичницу, – предложила тетя Сусанна.

– Не хочу, я поел.

– Да-а-а? – удивился Сурен.

– Да, – ответил я.

– Тогда чаю попей, – сказала Манушак.

От чая я не отказался.

– Хорошо, что зашел. – Гарик перешел к делу: – Может, сходишь с Суреном на базар, купите двадцать кило гудрона и четыре мешка цемента. В парикмахерской потолок протекает, надо заделать.

Меньше всего на свете мне хотелось быть рядом с Суреном, да что поделаешь?

– Ладно, – сказал я.

– Только никуда не сворачивать! – предупредила тетя Сусанна.

5

К двенадцати часам мы с Суреном взобрались по подъему и вкатили на площадь нагруженную тачку. Преодолеть такой подъем было делом нелегким, и мы остановились передохнуть, тут со стороны сада показался зеленый «Москвич», за рулем сидел русский парень Толик, рядом с Толиком – Трокадэро. «Москвич» проехал мимо аптеки и остановился перед нами, Трокадэро высунулся из окна.

– Подойди-ка, – позвал он.

Я подошел и поздоровался.

– Где Хаим? – спросил Трокадэро.

Что было делать? Попросил человек: «Никому не говори, где я». Я пожал плечами:

– Не знаю.

Он так взглянул на меня, что я понял – не поверил, но не обиделся, улыбнулся, ему нравилось такое поведение.

– Увидишь – передай, пусть позвонит мне домой.

Пришлось кивнуть.

– А про его дядей знаете? – спросил я.

– Знаем. – Затем повернулся к Толику: – Трогай. – И они уехали. Я вернулся к тачке.

– Однажды пустят его в расход, – процедил сквозь зубы Сурен, ему казалось, что мои с Трокадэро отношения гораздо лучше и ближе, чем это было на самом деле.

Купив в гастрономе сигареты, мы наконец докатили тачку до парикмахерской.

Гарик внимательно осмотрел содержимое тачки и остался доволен. Затем, повернувшись ко мне, спросил:

– Поможешь?

– Конечно.

– Доски и фанера во дворе, – показал он.

Я снял сорочку, и мы с Суреном поднялись на крышу.

Сбили потрескавшийся цемент на крыше со стороны двора, разломали молотками на куски и сложили в ведра. Показались сгнившие доски, убрали их и счистили всю гниль. Положили новые доски, а поверх – фанерные листы. У Гарика полно было клиентов, но как только выдавалась минутка, он выходил на улицу и снизу давал нам указания. Пришла Манушак, значит, было уже два. От обеда я отказался, сказав, что меня ждут, нужно повидаться кое с кем.

Услышав это, Гарик нахмурился:

– Ты что, больше не станешь помогать?

– Я вернусь через два часа.

– Через два часа Сурен сам управится.

– Тогда не вернусь, – ответил я, но только Сурен за два часа никак не управился бы один, дел еще было невпроворот.

– Ладно, дал слово – держи. Через два часа жду. Не опаздывай.

Я помылся и в спешке бросился по улице. С утра меня не оставляла мысль, я никак не мог понять: ну ладно, он боится и прячется – это ясно, но зачем же он выбрал для этого чердак дома Манушак? На самом деле он