Тайга шумит - Борис Петрович Ярочкин

Заневский идет в звено Верхутина и видит среди лесорубов Николая. Как, он уже работает? Но у него же бюллетень! А случится что, кто будет отвечать? Уральцев не робеет. Он считает, что Заневский уже разговаривал с Верхутиным и с благодарностью смотрит на него. Заневский глядит на Николая, и по его веселому и счастливому лицу понимает, что от болезни не осталось и следа, и успокаивается. Что ж, раз пошла на пользу работа, пусть будет как есть!

«Ну, вот и все, опоздал выполнить просьбу, — огорчился он. — Что же теперь, домой?»

Нет, домой не хотелось. Какая-то сила тянула его в другие звенья, и он зашагал по лесоучастку: проследил трелевку леса, побывал на разделочных эстакадах, понаблюдал за погрузкой.

У лесосклада его встретил отец Павла.

— О-оо, здоровенько живем, Михаил Александрович! — радостно протянул он руку. — Как провели отпуск? Слух был, ружьишком баловались, верно? Что ж, охота дело хорошее. Я сам любил по молодости, а сейчас ногами мучаюсь. Ревматизма проклятая одолела!..

Заневский хотел было объяснить причину своего визита, но передумал — зачем распространяться?

— А я рад, ей слово, рад, что вы уже на работу вышли. Умаялся совсем, — радостно продолжал Леснов, делая вид, что не замечает смущения Заневского. — С моими ногами только сидеть, а тут бегать надобно. Вы уж того, не взыщите с меня, ежели что не так делал, не по плечу лесоучасток, — прибеднялся старик, — одряхлел да и…

— Что вы, Владимир Владимирович, лесоучасток отлично работает, впереди идет. Только… не на работу я вышел…

Заневский замялся, понимая, что не в силах сказать правду.

— У меня еще несколько дней в запасе, — сказал он, краснея.

— Значит, проведать пришли? И то хорошо. По себе знаю. Как сам был в отпуску, то не раз сюда приходил. Приедешь, посмотришь, как, что, и на душе полегчает, право слово!.. Пойдемте посмотрим как на лесоскладе эстакаду строят. Не были там?.

Со шпалорезки неслись жужжание и визг пил.

— На полную мощность работают станки — горделиво сказал Леснов. — Ежели, скажем, не хватает сырья для клепки, режем из горбыля штакетник и тарную дощечку; нет под руками шпальника — делаем из пиловочника брусья и доски. Видите, сколько, — показал в сторону выстроившихся у железнодорожного полотна штабелей.

— Хорошо, Владимир Владимирович, — сдержанно похвалил Заневский, поймав во взгляде старика снисходительную усмешку.

«Смеется. Тебе, мол, предлагали сделать то же самое, а ты и слушать не хотел».

— Надо было что-то делать, Михаил Александрович, чтобы не простаивали люди да станки, — заметил Леснов. — А вот скоро и завод построим!

Заневский недоверчиво улыбнулся.

— Не верите?

— Когда это еще будет! — с сомнением сказал Заневский.

— Оно конечно, ежели сложить руки да сидеть — не мудрено, — нахмурился старик и кольнул Заневского пренебрежительным взглядом. — А я верю: не пройдет и года, как вырастет лесозавод, подойдет сюда и железнодорожный ус, — уверенно сказал Леснов, показывая на вырубку. — Верю! Ну, а пока — до свиданьица! — и старик пошел по своим делам.

«Ну, старина, тут уж ты хватил лишку! — усмехнулся Заневский, провожая Леснова. — Наше дело рубить лес, а заводы выстроят те, кому полагается».

Но мысленная отповедь не успокоила Заневского. Оставшись один, он опять почувствовал душевную пустоту.

«Да-да, вот ходил по лесоучастку, и как будто не тяготило меня ничего. Мысли делом заняты были. Вот кончится отпуск, приступлю к работе, тогда… — но тут же возмутился. — Значит, выхода нет, надо ждать? Не буду я ждать!»

И Заневский с попутной автомашиной поехал в поселок и сразу же направился в кабинет директора.

— Вот, пришел, Павел Владимирович… здравствуйте!.. На работу пришел, — сбиваясь, сказал Заневский радуясь, что, кроме директора в кабинете никого нет.

— Но у вас еще не кончился отпуск! — сказал Павел, пожимая Заневскому руку и усаживая его на диван.

— А что делать-то? Надоело слоняться, не могу больше так отдыхать, не отпуск это — мучение! Как хотите… работать хочу… Пишите приказ, завтра выйду…

8

В коридоре раздался звонок.

Надежда Дальняя закрыла классный журнал, окинула добрым взглядом ребят, торопливо укладывающих книги и тетради в сумки и с нетерпением посматривающих на нее.

— Урок окончен, ребята. До свидания!

— До свидания, Надежда Алексеевна! — хором кричат ребята и, срываясь с мест, устремляются к выходу.

Учительница медленно, чуть прихрамывая, идет в учительскую. Ее тугие русые косы, точно змеи, обвили голову, худенькая фигурка с тонкой талией делает Дальнюю похожей на мелькающих по коридору девочек, а в красивых светло-зеленоватых глазах светится затаенная грусть.

— Вам письмо, Надежда Алексеевна, — сказала, вставая ей навстречу, директор школы.

Надя взяла конверт и с удивлением подняла брови. Письмо было адресовано Министерству просвещения, оттуда направлено в облоно, потом в район и, наконец, через пятые руки дошло до адресата.

— От комиссара партизанского соединения! — сказала она, прочитав в глазах учителей любопытство..

Надежда получала много писем от бывших товарищей партизан, но это взволновало ее особенно.

Надя по конверту видела, что Столетников упорно разыскивал ее. Это радовало и волновало. Она положила письмо в портфель и заторопилась домой.

Войдя в комнату, села на кровать и вскрыла конверт.

Руки дрожали, строчки сливались в мутные полосы, и девушка с трудом прочитала первые несколько слов:

«Надя, Надюша, родная моя!..»

Слова опять слились, сияющие счастием глаза подернулись слезой…

Надя с жадностью читала письмо. Оно было большое: на шести листках, написанное мелким, убористым почерком.

«Всю жизнь описал за последние два года», — думала она, скользя взглядом по строчкам.

Едва кончала читать, как начинала сначала, потом еще и еще.

«Значит, он все еще любит меня, —