Баловни судьбы - Марта Кристенсен

взяла пачку газет и вошла в первый подъезд. Прежде чем опустить в ящик последнюю газету, она помешкала и бегло проглядела ее. Она всегда так делала, хотя у нее были лишние экземпляры, которые она могла взять домой для чтения и для того, чтобы постелить в передней и ставить на них грязную обувь. Штук пять непременно оставалось.

Она пробежала взглядом местную полосу, почти целиком посвященную интервью с миссионером. Это интервью она не собиралась читать ни сейчас, ни позже. Рядом в рамке было помещено приветствие какого-то фабриканта, отдыхавшего в Вест-Индии. А третий заголовок гласил:

77-ЛЕТНЯЯ ЖЕРТВА ОГРАБЛЕНИЯ

Во вторник у подъезда на Паркгатан у 77‑летней женщины вырвали сумочку. В сумочке, кроме ключей, находились очки и кошелек со 135 кронами. Грабитель — молодой человек лет 18—20, с темными до плеч волосами, в синей куртке.

Разносчица покачала головой. Следовало бы чаще писать о подобных вещах. Надо, чтобы у людей раскрылись глаза. Чтобы они знали, что творится в городе.

Затем она сунула газету в почтовый ящик, спустилась вниз, подошла к велосипеду, взяла новую пачку и направилась в следующий подъезд. Пачка была пухлая. Лишь немногие жильцы перевели подписку на летние адреса.

Прошло какое-то время. Велосипед все так же стоял возле дома, а на багажнике лежала кипа газет.

В то утро многие подписчики злились, не найдя в ящике утренних газет. И ругали разносчицу. Настроение у всех было испорчено.

А разносчица никогда больше не будет по утрам разносить газеты. Никогда.

4

Химмельсхольм — обыкновенный провинциальный шведский городок. Проживает в нем примерно двадцать пять тысяч человек. Многие тут и родились.

Нюхем. Так называется один из районов на окраине города. Это современный жилой район с высокими зданиями и асфальтированными дворами, с домовой кухней, газетным киоском, кондитерской, кооперативным продовольственным магазином, отделением банка, химчисткой, дамской парикмахерской и пивным баром. Ни одного дома ниже восьми этажей, ни одного — выше двенадцати. Все дома желтые, с ярко-голубыми балконами. Все дворы асфальтированы. Но посредине каждого двора пятачок, засеянный травой, да несколько березок за оградой.

Газончики утыканы довольно внушительными красными табличками с белой надписью: «Ходить по газонам воспрещается». Песочницы обнесены бетонным бортиком с острыми ребрами. Земля под качелями забетонирована. Под горками тоже. Вдоль домов растут кусты бирючины, образующие живую изгородь, и ядовитые черные ягоды сверкают, как фурункулы. Под бирючиной насажены розы, об их усеянные шипами стебли дети царапают голые ноги. Впрочем, чтобы уберечь цветы от детей, поставили низенькую загородку.

А когда-то здесь был девственный лес. Дети играли на полянке, лазали по деревьям и строили шалаши, прятали клады в дупле и гоняли мяч среди деревьев и на выгоне.

Мало сохранилось травы и за пределами жилого массива. Посреди поляны футбольное поле. Оно огорожено высокой проволочной сеткой. Ворота сделаны из металлической трубки, а покрытие игрового поля — из щебня и гравия. Когда жарко и сухо, как, например, этим летом, ребята, гоняя мяч, поднимают страшную пыль. А сколько ободранных и разбитых локтей и коленок!

Возник Нюхем с легкой руки акционерного общества домовладельцев Химмельсхольма. Комната с кухонной нишей стоит здесь четыреста девяносто крон в месяц, две комнаты с кухней — семьсот десять, трехкомнатная квартира — восемьсот пятнадцать, а четырехкомнатная — девятьсот девяносто пять.

Примерно 67 процентов обитателей Нюхема получают пособие на квартплату.

5

Ханс Линдстрём был пятьдесят третьим подписчиком «Дагбладет», позвонившим в редакцию и выразившим недоумение по поводу того, что утренний выпуск не пришел.

— Что могло случиться с Эльсой Асп? — удивлялась Моника Хюбертссон в канцелярии редакции. — Похоже, ни один подписчик в Нюхеме не получил сегодня газеты.

— Странно, — откликнулась Бритт Дамшё, чей стол стоял рядом со столом Моники. — Она же такая добросовестная.

— Позвоню-ка я ей домой, — решила Моника. — Может, больна? Но ведь она никогда не болеет.

Дома у Аспов никто не отозвался. А сорок пять минут спустя женщинам из «Дагбладет» удалось найти другую разносчицу, которая обещала сделать лишний круг и обеспечить жителей Нюхема утренними газетами.

Почтальоншу звали Рут Форсман. Без десяти десять она позвонила в редакцию.

— «Дагбладет», канцелярия, — отозвалась Моника Хюбертссон.

— Привет, это Рут. Странная какая-то история. Эльсин велосипед стоит во дворе, газеты на багажнике. Их так много, что она, наверное, разнесла совсем чуть-чуть.

— Значит, велосипед там?

— Ну да. И газет полно. Я звоню из автомата...

— А где же Эльса?

— Понятия не имею. Поблизости ее не видно. Но где-то же она должна быть. Хотя где, не представляю.

— Очень странно... Так ты говоришь, велосипед там?

— Ну да... Вот то-то и чудно́. А что мне теперь делать?

— Что делать? Как это «что делать»?

— Ну...

— Разносить газеты, конечно.

— Понятно. Только велосипед-то ее стоит, и газет полно... Куда их девать?

— Я поговорю со Стюре. Ты разноси газеты, а Стюре займется этим делом.

Моника положила трубку. Лицо у нее было сплошной вопросительный знак.

— Что там такое? — спросила Бритт.

— Это Рут. Она звонила из автомата. Какая-то чертовщина... В общем, велосипед Эльсы стоит посреди двора с кипой газет, которые она должна была разнести. Я ничего не понимаю...

— Поговори-ка со Стюре.

— Да, конечно...

Бритт — дама полных сорока лет, густо накрашенная, со взбитыми волосами и довольно пухленькая. Монике двадцать три, она блондинка, высокая и гибкая. На ней красная юбка и белая блузка, сквозь блузку просвечивает черный лифчик. От нее так и веет утренней свежестью, и походка у нее очень изящная.

Бритт смотрела ей вслед, пока она не скрылась в кабинете Стюре.

Снова зазвонил телефон. Бритт сняла трубку и выяснила, что Джон Болиндер тоже не получил газету. И очень сердится.

Ростом Стюре Магнуссон не вышел: метр шестьдесят, не больше. Это был мужчина лет сорока пяти, довольно полный и лысоватый, в джинсах и клетчатой рубахе. Сдвинув очки на лоб, он курил сигару. Жара действовала ему на нервы.

— Когда ты научишься стучать? — приветствовал он Монику.

— Какая-то чертовщина с Эльсой Асп, — сказала Моника.

— Какой еще Эльсой?

— Эльсой Асп.