Тусовщица - Анна Дэвид

— Красное или белое? — спрашивает Райан, изучая винную карту, и поднимает на меня глаза. Когда мы наигрались в мяч, мы усадили детей за просмотр «Властелина колец» под надзором няньки и отправились в итальянский ресторанчик, расположившийся на улочке неподалеку от его дома.

— Никакого. Я не пью, — ни секунды не задумываясь, отвечаю я. Не знаю даже, почему. Может, просто чувствую, что Райан не будет меня осуждать, а может, потому что он настолько эгоцентричен, что ему вообще на все наплевать.

— Круто, — говорит он, расстилая на коленях салфетку. — Я тоже был трезвенником.

После выхода из «Пледжс» я встречалась с людьми, которые как бы между делом заявляли, что они снова стали пить, и, хотя ни у кого из них не торчали из вен шприцы, наполненные героином, я все же довольно скептически относилась к понятию «бывший трезвенник». Пациенты «Пледжс» любят говорить, что никто не попадает туда случайно, потому что если в какой-то момент ты почувствовал, что должен бросить пить совсем, то, скорее всего, эта потребность не пропадет. «Но могут же быть и исключения», — думаю я, разворачивая салфетку и расстилая ее на коленях. Только я не знаю людей, которые бросают пить и принимать наркотики, а потом их жизнь меняется настолько, что они спокойно могут делать это, не боясь снова привыкнуть. Я слышала лишь, что люди сначала бросают, потом посылают это к чертям и снова возвращаются в реабилитационный центр, потеряв все.

— Просто мне это не помогло, — говорит Райан. — Вся эта белиберда с наставниками. С какой стати какой-то мудак будет говорить мне, что делать? Ты меня понимаешь? — И он сверлит меня своими ярко-зелеными глазами, явно дожидаясь подтверждения с моей стороны.

— Некоторые наставники действительно настоящие мудаки, — отвечаю я, чувствуя себя немного виноватой, высмеивая программу вместо того, чтобы сказать ему, что его слова не более чем оправдание, что он снова стал пить. — Но есть и отличные ребята. Как и везде, я полагаю.

Я понадеялась, что мои слова покажут, какая у меня открытая, свободная от осуждения, положительная и в то же время реалистичная натура, но, как только они слетают у меня с губ, я понимаю, как нелепо они прозвучали. А когда становится очевидным, что Райан не собирается ничего на это отвечать, я в этом еще больше убеждаюсь. Слова «как и везде, полагаю», до сих пор звучат у меня в ушах, и я невольно съеживаюсь.

Украдкой бросив на Райана взгляд, я вижу, что он самым серьезным образом изучает меню. Я тоже следую его примеру, но почему-то мне никак не удается добиться такого же уровня концентрации. Мне всегда было непросто ужинать с мужчиной, который заставляет меня нервничать, поэтому я понимаю, что о том, чтобы произвести тщательный отбор блюд в присутствии такого собеседника, не может быть и речи. Раньше я думала, что если нервничаю в присутствии парня, то, значит, он мне действительно нравится. Но во время нашей последней встречи с Адамом все было совершенно иначе. Как бы пошло это ни звучало, но я чувствовала себя как дома. «Курица, закажу первое же блюдо из курицы», — думаю я, изо всех сил пытаясь подыскать темы для бесед с Райаном.

Я всегда полагала, что если два человека ужинают вместе, то каждый из них в равной степени должен вносить свой вклад в разговор. Разумеется, обычно это происходит само собой — один что-то говорит или отвечает на вопрос, второй подхватывает, и беседа льется сама собой, — просто меня всегда раздражает, когда возникает ощущение, что ответственность за общение целиком возложена на меня. «Почему, черт возьми, ты не чувствуешь себя неловко из-за этой затянувшейся паузы?» — еще минуту назад хотелось мне прокричать своему визави. «Ты что, вообще не считаешь нужным хоть как-то это исправить?»

К нам подходит официант. Я заказываю куриную марсалу, Райан — тортеллини и бокал домашнего кьянти, и я раздумываю над тем, стоит ли мне осуждать его, что он пьет, или обидеться, что не отказался от выпивки из-за меня, а Райан спокойненько себе сидит и явно наслаждается этим гнетущим молчанием. Я прекрасно знаю, что отец Райана был актером, что его родители развелись, когда он был еще маленьким, что лет в двадцать с чем-то он встречался с Марией Белло и что он не учился в колледже, поэтому все эти стандартные вопросы, которые принято задавать на первом свидании, вроде: «Кем ты хотел стать, когда вырастешь?», «Кто твои родители?» и «На кого ты учился?» — прозвучат глупо и неуместно.

Натянутый разговор о том, что сейчас творится в мире, будет сейчас совершенно некстати, а еда мне не настолько интересна, чтобы обсуждать с ним меню. Впервые за все время, сколько я себя помню, я в совершенной растерянности из-за того, что не могу подыскать тему для беседы.

И тут у меня появляется проблеск надежды: он ведь и сам может задать мне типичные для первого свидания вопросы или поинтересоваться моей колонкой, или хотя бы спросить, почему больше не пью. И я улыбаюсь ему, ощутив внезапный прилив сил. Райан тоже улыбается в ответ, и только я понадеялась, что сейчас он меня о чем-нибудь спросит, как он поднимает указательный палец и начинает барабанить им по столу, потом то же самое проделывает указательным пальцем другой руки. И не успела я что-либо сообразить, как он уже исполняет импровизированное барабанное соло на столе в итальянском кафе, выстукивая некий сумасшедший ритм, который крутится у него сейчас в голове.

* * *

— М-м-м, как ты пахнешь, — говорит Райан, дыша мне в ухо. Он только что умело меня поцеловал, и мы молча смотрим друг другу в глаза. Сейчас я чувствую себя гораздо уютнее, чем за ужином, когда в перерывах между барабанными соло Райана мы обменивались банальными рассуждениями по поводу ресторана, погоды и официантов. Разумеется, то, как я заканчивала свои реплики, никак нельзя назвать банальным: каждую фразу я сопровождала мольбой, на которую он отвечал таким образом, что у меня была возможность сказать что-то еще, но в какой-то момент я поняла, что ему не очень интересна остроумная беседа, поэтому расслабилась и сосредоточилась на своих заусенцах. «Наверное, некоторые люди всегда хранят за едой молчание», — решила я. Я нередко задумывалась над тем, что моя речь гораздо причудливее, скучнее или поверхностней — да что угодно,