Дом разделенный - Перл С. Бак

Так Юань копил в себе гордость и собирался с силами; в ту ночь ему было горько и обидно думать, что Мэри, чьим мнением о себе он дорожил больше всего, увидела его народ в таком глупом свете. Казалось, что и его она теперь видит так же, и это было невыносимо. Потому он лежал в кровати, гордый и одинокий, и одиночество его было еще глубже оттого, что двое его соотечественников оказались так на него непохожи, и оттого, что Мэри не упросила его зайти в гости. Он думал с горечью: «У нее даже взгляд изменился. Она смотрела на меня, как на одного из этих клоунов».

Наконец он решил, что ему плевать, и стал припоминать все неприятное о Мэри, все, чем не дорожил: как порой она становилась жесткой и холодной, и голос ее резал подобно стальному клинку, и как в присутствии мужчин она вела себя не так, как подобает женщине, и как она с каменным лицом сидела за рулем автомобиля, нещадно погоняя его, точно собственного коня, заставляя его бежать все быстрее и быстрее. Все эти воспоминания были ему неприятны, и наконец он выбросил их из головы и воскликнул в сердцах: «У меня есть долг, и я его исполню! Клянусь, в день, когда я закончу учебу, мое имя будет самым первым в списке лучших студентов! Так я отстою честь своего народа».

И с этой мыслью он наконец заснул.

Хотя Юаню было очень одиноко, полностью замкнуться в своем одиночестве он не мог: Мэри ему не позволила. Спустя три дня она опять ему написала, и сердце его сжалось, когда он вновь увидел на своем столе белый конверт. Одиночество придавило его еще сильнее, чем прежде, и он быстро схватил письмо со стола, чтобы поскорее его прочесть. Когда он разорвал конверт, сердце его немного остыло, потому что слова на бумаге оказались совершенно будничными, а не такими, как если бы Мэри три дня не видела близкого друга, с которым привыкла видеться каждый день. Там было всего четыре строки: мол, у ее матери в саду зацветает один редкий цветок, и она хочет показать его Юаню, не сможет ли он прийти завтра утром? Он как раз будет в самом цвету.

В тот миг Юань испытал к Мэри очень близкое к любви чувство, и в тоже время его задела ее холодность. Он сказал себе с былым, отчасти детским своенравием: «Что ж, раз она хочет, чтобы я пришел к ее матери, я приду к ее матери!» – и в пику Мэри стал планировать свой визит так, чтобы целиком посвятить его миссис Уилсон.

Так он и сделал; когда они стояли с миссис Уилсон у цветка, любуясь его белизной, к ним подошла, надевая перчатки, Мэри, и Юань лишь безмолвно кивнул ей в знак приветствия. Но Мэри не стала мириться с его холодностью. Хотя она подошла обсудить с матерью какие-то мелочи по хозяйству, все же она одарила Юаня своим открытым взглядом, спокойным, дружеским и свободным от каких-либо намеков, и Юань тотчас забыл все обиды. Она ушла, а он вдруг заметил, как необыкновенно хорош белый цветок, и с новым интересом слушал пожилую женщину, хотя прежде она казалась ему слишком говорливой, слишком легко расточающей похвалы и лесть всем подряд, без разбора. Но теперь, в саду, он увидел, что она простая, очень добрая женщина и с нежностью относится ко всему юному; молодой сеянец, только-только пробившийся из земли, она гладила так бережно, как гладят младенца, и едва не ударялась в слезы, когда случайно обламывала молодой побег розы или кто-то ненароком наступал на растение. Ей доставляло радость копаться в земле, корнях и семенах.

Сегодня Юань смог понять и разделить ее чувства; он провел в ее росистом саду несколько часов – помогал пропалывать клумбы и показал, как правильно пересадить сеянец в грунт, чтобы тот не завял, а уверенно пустил корешки в новую землю. Юань даже пообещал миссис Уилсон раздобыть семена некоторых культур из своей страны и отыскать один сорт капусты с сочными и нежными бело-зелеными листьями, которая наверняка придется ей по вкусу. Все это помогло ему вновь почувствовать себя частью семьи и дома Уилсонов, и он уже не понимал, как эта женщина могла казаться ему болтушкой и пустомелей, а не доброй и заботливой матерью семейства.

Впрочем, даже в тот день он не знал, о чем, помимо цветов и овощей, можно с ней поговорить. Он скоро понял, что ее ум во многом устроен так же незамысловато, как ум его деревенской матери: спокойные добрые мысли этой женщины сводились к тому, что приготовить на ужин, что делать сегодня в саду и какие цветы поставить на обеденный стол. Любила она Господа, мужа и дочь, и любовью к этой троице жила так преданно и просто, что Юаня порой озадачивала ее простота. Он обнаружил, что миссис Уилсон, умевшая читать и понимать написанное, была полна суеверий, как самые простые крестьяне его страны. Он понял это из ее рассказа об одном весеннем празднике. «Мы называем его Пасхой, Юань, – сказала она. – В этот день наш дорогой Господь воскрес и вознесся на небеса».

Юань не посмел улыбнуться ее словам, ибо хорошо знал, что подобные предания есть почти у всех народов мира, и в детстве он о них читал, хотя с трудом мог представить, чтобы эта образованная женщина искренне в них верила. Однако он услышал такой трепет в ее добром голосе и увидел такое благоговение в ее голубых и безмятежных, как у ребенка, глазах, что сразу понял: да, она верит.

Эти часы работы в саду завершили то, что начал тихий и глубокий взгляд Мэри, и когда она вернулась, Юань отбросил все обиды и встретил ее так, словно последних трех дней разлуки не было вовсе. Они остались вдвоем, и она с улыбкой спросила:

– Неужели ты все два часа трудился с мамой в саду? О, она поистине беспощадна, когда ей удается кого-нибудь туда заманить!

Юань почувствовал, как ее улыбка освободила его, улыбнулся в ответ и сказал:

– Она в самом деле верит в сказки про воскресших мертвецов? У нас тоже есть такие предания, но в них почти никто не верит, а ученые женщины и подавно.

На это Мэри ответила:

– Да, она в самом деле верит, Юань. Сможешь ли ты понять, если я скажу, что готова биться за твою свободу от подобных верований, потому что для тебя они будут ложью, и в то же время готова отстаивать право матери верить,