Собрание сочинений. Том 8. 2013–2015 - Юрий Михайлович Поляков

– Поработал?

– Наверное. Он трудолюбивый.

– Это – да!

– Ты лучше ревнуй меня к Копернику!

– А ты меня – к Нефертити.

– Шабельский на тебя очень надеется. Ты нашел что-нибудь в Тихославле?

– Нашел!

– Пиши скорее! Исидору нужна бомба.

– Скоро только кошки…

– Да что с тобой? – Жена от возмущения опять закурила. – Я обижусь!

– Ты много куришь.

– Скоро брошу.

– Меня?

– Тебя – не могу. Шабельский хочет тебя замом сделать.

– Это он тебе сам сказал?

– Какая разница. Ты на работу не опоздаешь?

– Да, пора…

Уходя, он достал из сумки пахучий дар Рытикова.

– Что это? – спросила она, брезгливо разворачивая промасленную газету.

– Копченые стерлядки.

– Ух ты! А она еще не вымерла? Папа такую никогда не приносил.

– Видишь, я тоже добытчик. Одну забираю – угощу Веню.

Едва в редакции они разверстали на троих бутылец под стерлядь, примчалась Генриетта, тоже махнула рюмку и повела командированного к главному. Исидор встретил его как родного.

– Ну, Геннадио, что ты нарыл в этом самом Тьфуславле?

– В Тихославле, – поправил спецкор.

– Какая разница! Есть что-нибудь? Александр Николаевич мне два раза звонил!

– Ничего стоящего. Действительно, Болотина выгнала клуб «Гласность».

– Кто такая?

– Директор библиотеки. Суровая дама. Но Вехов сам виноват.

– А это еще кто?

– Есть там такой. За перестройку атомную бомбу сбросит.

– Хорошо! Ну вот, а говорят, в провинции вековая тишина. Не-ет, пошел, пошел процесс!

– Мутный он мужик, книги из библиотеки таскает, ксерит, на Кузнецком спекулирует…

– Геннадий Павлович, ай-ай-ай, вы где работаете, в «Совраске»? Какая спекуляция? Очнитесь, теперь это называется «индивидуальная трудовая деятельность». Как сказал Селюнин? «План – дефицит. Частная инициатива – изобилие». Спекулянт – просто деловой человек. Не более. Ну, конкретнее: Суровцева есть за что ухватить?

– Реально нет. Народ его любит.

– То-то и оно! Сталина тоже любили, а руки у него по локоть в крови! Жаль, очень жаль! Понимаешь, что они могут устроить на Девятнадцатой конференции? Ты внимательно читал ответ Яковлева в «Правде»?

– Внимательно. Одни слова. Ни одной конкретной мысли.

– Гена, что с тобой? Что ты там, в Тихославле, делал?

– Исидор Матвеевич, отпустите на недельку – за свой счет!

– Устал?

– Жуть. Надо проветриться.

– Проветриться? Хорошо. Полетишь в Томск. Знаешь, чья вотчина?

– Лигачева.

– Верно. Не удалось нарыть на правую руку – будем рыть на самого! Он много лет на области сидел. Не мог не наследить. Вперед, тебя ждут великие дела!

– Но, Исидор Матвеевич…

– Знаю, Марине не понравится. Жаловалась, что я тебя загонял, сын без отца растет, а сама скоро станет соломенной вдовой. Ничего не поделаешь. Реже всего видят мужей жены разведчиков. На втором месте журналисты. Я поговорю с ней. Вернешься из Томска – и сразу в Индию. Там проветришься. Договорились?

– Но…

– Не ной! В Индию обязательно возьми пару бутылок шампанского.

– Индусы «шампусик» любят? Я думал – «Рубин», «Гранат», «Кагор».

– Не умничай. Бутылки из-под шампанского они любят. Изумруды из них делают. От настоящих только специалист отличит. В отеле наших сразу спрашивают. Не продешеви! Купишь Марине какую-нибудь цацку.

– Кольцо с изумрудом, – усмехнулся Скорятин и решил обязательно купить там что-нибудь Зое в подарок.

– Иди, мизантроп! А то передумаю и отправлю в Индию Дочкина.

– Когда вылетать в Томск?

– Послезавтра. Денек можешь передохнуть.

Спецкор грустно кивнул, встал и двинулся к двери, вспоминая почему-то, как нес Мятлеву на руках через лужи, сквозь дождь, а она прижималась к нему, шепча: «Боже, что я делаю…» Останься он на день, всего лишь на один день… Взявшись за ручку двери, Гена замер, изумленный тем, как просто можно избежать лигачевского Томска и вернуться в манящий Тихославль.

– Ты чего застыл как богомол? – Исидор оторвался от верстки. – Иди, иди! Устал я от тебя.

– Исидор Матвеевич, скажите, а если у первого секретаря обкома две жены, это – частная инициатива или как?

– Конкретнее!

– У Суровцева многолетняя связь с Болотиной. Он дал ей квартиру в «осетре».

– Где?

– В новом доме.

– А Болотина – это кто?

– Я же говорил: директор библиотеки.

– …которая закрыла клуб «Гласность»?

– Ну да!

– Так что же ты молчал, Шерлокхолмище ты мое! Аморалка – это как раз то самое, за что любого можно зацепить и подвесить. Срочно в номер!

– Надо кое-что уточнить. Проверить слухи. Съездить в Тихославль.

– Туда и обратно. Очень важно! Там, – он показал в потолок, – готовят серьезные пертурбации, и генеральному нужны поводы, поводы! Даже рукотворные. Вроде Руста на Красной площади. Понял?

– Но…

– Не бойся! Марину я беру на себя.

«Благодетель!» – усмехнулся Скорятин, поклонился шефу и снова пошел к двери.

– Гена, вернись!

– Ну?

– Не «ну», а сядь! То, о чем ты сейчас подумал, – полная чушь! Давай-ка объяснимся раз и навсегда. – Он нажал кнопку селектора. – Генриетта, я занят. Давай, Гена, выпьем на посошок – по-русски! Ты что будешь – водку, коньяк, виски?

– Водку.

– Правильно. Самый чистый напиток. А я коньячку… Доктор прописал – для сосудов.

После «посошка» Шабельский рассказал, как принес Борису Михайловичу в Сивцев Вражек главу диссертации, увидел Марину и влюбился насмерть с первого взгляда. Потом он долго добивался, а добившись, подал на развод и попросил у Александра Борисовича и Веры Семеновны руки дочери. Отец почти согласился, но мать отказала наотрез: она знала Исидорову жену и даже приходилась ей дальней родственницей. Впрочем, все евреи – родственники, в этом их сила. Выпили «стременную». Исидор, осунувшись, вспомнил, как сошел с ума, узнав, что Марина наглоталась снотворного и лежит в реанимации. Он сидел у ее постели часами, жена относилась с пониманием, даже варила для глупой девочки куриный супчик и соглашалась, чтобы муж продолжал встречаться с молодой соперницей, но потихоньку, не разрушая семью и не травмируя детей. Ласская отказалась.

– Она у тебя гордая! – сообщил Шабельский, наливая «закурганную». – Или всё, или ничего. Имей в виду!

После «закурганной», которую казак пьет с полюбовницей за холмом, чтобы законная жена не видела, Исидор сознался: его ошеломила встреча с Мариной в Большом театре. А когда он узнал, что она замужем за Геной…

– Я ведь на тебя раньше как смотрел?

– Как?

– Не обидишься?

– Нет. Чего уж теперь…

– Бегает по редакции какой-то «полулабазник». А ты, оказывается…

– Ну, и что я?

– А ты, оказывается, молодец. Марину Ласскую добыл! Не скрою от тебя, Игнасио, хотел я… ну, ты понимаешь… Или не мужик я! Не обиделся?

– Нет, на мужиков не обижаюсь.

– Но Марина Александровна сказала: «Ни-ког-да!» Теперь просто друзья. «Мы только знакомы. Как странно…» Что пьют после «закурганной»?

– «Шапошную».

– Не слышал. Как это?

– А это когда казак бросает оземь шапку и говорит: