Месопотамия - Сергей Викторович Жадан

Ознакомительный фрагментинтеллигентного вида, в несколько старомодном пальто, рядом лежал портфель. Марат быстро сориентировался в ситуации, заставил прохожую вызвать милицию и скорую и, пока та набирала холодными пальцами нужный номер, сделал неизвестному массаж сердца, вернув несчастного фактически с того света. После дождался медиков и милиции и даже проехал до отделения, чтобы всё рассказать. Вместе со случайной прохожей.

Тут Алина совсем расплакалась, рванулась к дому, но дядь Саша успел перехватить её и крепко обнял за плечи. Она прильнула к нему, задыхаясь от плача, а мы сидели и молчали, чувствуя, как бесповоротно проходит тот момент, когда нужно что-то сказать, подхватить разговор, не дать воцариться тишине, становящейся невыносимой и угрожающей разорвать воздух, как бумажный пакет. Всё вроде так и было: и спарринги, и осенний парк. Чёрные деревья, сиреневые небеса с красными отблесками на западе. Марат тогда всё собирался уйти из клуба, ругался с руководством, неделями где-то пропадал, с Алиной у них всё было так паршиво, что он сам удивлялся, как они до сих пор не разошлись. В тот день мы с обеда засели в парке, в разбитом баре, фактически в какой-то палатке с пивом, где, кроме нас, никого и не было, сидели, никуда не спеша, – я, Марат, еще кто-то из его одноклубников, – ждали ночи и слушали байки Марата о том, как он весной всё бросит и свалит на Кавказ, куда его давно зовут тренером. Где-то под вечер к бару подошла парочка – он выглядел значительно старше её, походил на преподавателя университета, ни на кого не обращал внимания, смотрел только перед собой. Был в осеннем пальто, носил очки, почти не пил. Она – юная, хотя на студентку не похожа, держалась уверенно, сама заказывала, предлагала что-то ему. Марат умолк, начал к ней присматриваться, что-то его в ней зацепило, что-то в нём отозвалось. У неё были жёсткие светлые волосы и длинные пальцы с острыми ногтями, и еще яркие белые зубы, всё время смеялась и болтала, и Марат только и любовался её улыбкой, даже не особенно скрывая это. А через час, когда преподаватель бросил таки на нас недвусмысленный взгляд, Марат вообще устроил скандал и полез в драку. Бармены всех растащили и посоветовали расходиться, преподаватель старался вести себя спокойно, однако чересчур поспешно подал своей подружке плащ, чересчур много оставил чаевых, чересчур демонстративно протянул ей руку, чтобы вывести на улицу. И именно тогда Марат вырвался из наших рук и перехватил её, поймал за локоть, потянул к себе – резко и не сдерживаясь, так, что она вскрикнула. И не понятно, чего больше было в её крике – возмущения или удивления. Мне показалось, что удивления. Причём приятного. Хотя она и попробовала вырваться и гневно что-то кричала, блестя зубами и крутя головой, однако подалась вперёд, налетела на Марата и вынужденно, изблизи, увидела его острое небритое лицо со шрамами и порезами, серые воспалённые глаза, чёрные волосы и упругую кожу. И чем дольше смотрела, тем туманнее становился её взгляд. А когда преподаватель бросился вырывать её, Марат вовсе не сдержался и ввалил ему правой, как его учили ещё в детско-юношеской школе, то есть старательно и от души. Преподаватель покатился по полу, а на Марата сзади налетели бармены, и уже все трое полетели на землю. Мы с приятелем Марата взялись вышвыривать всех на улицу, в сине-красную парковую тьму, тревожно поглощавшую огни барной вывески. И там, на ковре из золотых листьев, Марат толок преподавателя, бармены пробовали оттянуть его от жертвы, а мы, в свою очередь, пытались оттянуть их.

Милиция забрала всех, кроме барменов. Преподаватель ныл и просил сделать ему массаж сердца. Его подружка прикладывала Марату платок к разбитой брови. В отделении преподаватель и подружка сидели в одном углу, мы – в другом. Никто ничего не говорил, только она смотрела на Марата задумчиво и нервно, словно изучая. Или, как минимум, запоминая. Потом их отпустили, а мы остались. Марат просил меня воспользоваться правом одного звонка, позвонить Алине и объяснить, что его вызвали на встречу с президентом федерации.

– Каким президентом? – говорил я ему. – Два часа ночи. Давай я позвоню, скажу, что мы в милиции, пусть что-нибудь делает!

– В милиции? – сомневался Марат. – Чересчур правдоподобно, она не поверит.

И зачем рассказывать то, что всем и так известно, думал я. Зачем задабривать умерших историями, в которых так много крови и боли. Но всем, похоже, нравилось вспоминать Марата именно таким – в красных боксерских трусах, с архангельскими крыльями за плечами, с Господним благословением в добром сердце. Я решился было уйти, повернулся к дядь Саше, чтобы всё объяснить, извиниться и раствориться в тумане, как вдруг Алина наклонилась ко мне и устало коснулась руки.

– Вань, – сказала, – поможешь?

– Да-да, – ответил я, – что за вопрос.

Нужно было просто не приходить, – подумал я.

Алина начала выбирать из травы пустые бутылки, передавала мне, потом взяла со стола тарелки и вилки, пошла в дом. Я пошёл за нею, чувствуя голоса и взгляды за спиной, шёл, ступая по битому кирпичу и смотря, как легко она идёт, как погружается в ночь, как на её кожу и чёрные волосы неожиданно падает оконный свет. Открыла дверь, прошла внутрь. Я ступил следом. Тут она обернулась, тихо попросила оставить бутылки в коридоре, передала мне вилки. Я не удержал, вилки посыпались на пол, остро и холодно, как обломки льда. В доме, где-то в глубине, скрипнули двери. Алина приложила палец к губам, попросила быть тише, сказала, что все уже спят. Говорила шёпотом, от чего голос её звучал особенно доверчиво. Приоткрыла дверь в гостиную, осторожно шагнула вперёд. Свет был выключен, я её не так видел, как чувствовал, ловил её дыхание, слегка острый запах её волос, пахнущих грецким орехом, улавливал едва слышное поскрипывание старого пола под её ногами. Что случится, думал, если здесь, в темноте, я, не заметив, случайно наткнусь на неё, если коснусь её, если раню острыми ножами и вилками, которые держу в своих руках? Она прошла через гостиную, свернула в длинный коридор, шла на ощупь, касаясь пальцами предметов. Я хорошо знал их дом ещё с детства. Необычно спланированный и несколько раз перестроенный, забитый старой мебелью и высокими шкафами, он напоминал мне о Марате, о более приятных обстоятельствах, о более весёлых временах. Мне всегда нравилось, как тут пахло: удобной тёплой одеждой, деревом и чаем. Ни одной книги на полках, ни одной картины на стенах. Тесные комнаты, узкие коридоры, неподвижные тени, невидимые обитатели. Мы двигались во тьме,

---

Конец ознакомительного фрагмента Купить полную версию книги

---