Беглец пересекает свой след - Аксель Сандемусе

общем, это была Сказочная страна, и хотя мы с опаской относимся к дням детства, мы все же забыли их настолько основательно, что считаем их счастливыми. Этот процесс я снова привел в движение в случае с Ньюфаундлендом. У меня есть две страны, где я верил в счастье. Ни в одном из этих мест такого нет. И мы отступаем, если вдруг слышим призыв вернуться в Сказочную страну. Даже самый законченный идиот чувствует некоторую нерешительность, когда речь заходит о том, может ли человек надеяться вернуть свое детство. Несмотря на то, что тот период жизни, возможно, был беспредельно счастливым, человек не хочет прожить его снова, пресытившись подобным счастьем. Всегда было лучше быть тридцатилетним, чем двух-трехлетним.

Существуют определенные духовные явления, которые могут быть более точно описаны с помощью геометрической диаграммы, чем словами. Если вы зафиксируете в своем сознании географическое положение этих двух моих сказочных земель и проведете прямую линию от каждой из них к точке на небе посередине между ними, у вас получится равносторонний треугольник, с вершины которого свисают часы. Это старомодные серебряные часы, которые защищены маленьким футляром из прозрачного рога. Таким образом, точка, где висят часы, находится где-то над Северной Атлантикой. Две сказочные страны связаны между собой ножками треугольника и часами.

Все эти годы я лелеял мысль о том, что Ишбель стала матерью. Я не мог заставить себя пойти к ней и обнаружить, что ошибся. Мой сын должен заменить мертвого. Я принес сына в жертву пламени Сказочной страны. Мальчик должен быть там; возможно, у него черные волосы его матери, те самые черные волосы, которые лежали окровавленными над ушами другого. Возможно, она назвала его Джоном. Я отдал своего старшего сына в жертву огню в сарае Адамсена, Большому Джону на небесах.

ЧАСЫ И СЫН МЯСНИКА

Мы уже затрагивали тему часов. Вы помните, что в одном из предыдущих мест я упоминал об убийстве девушки, в теле которой были обнаружены часы в смертельной ране. И вы помните о часах в лавке торговца с рук. Но часы, которые фигурировали в моей первой «Сказочной стране», принадлежали мальчику Андерсу Нуллю. Он был сыном мясника и жестоким тираном. Однажды он уговорил меня присоединиться к нему в подвиге, который в значительной степени напоминал изнасилование, хотя девушкам удалось заставить себя согласиться, прежде чем дело зашло так далеко. Андерс Нулл не страдал от умственной способности, известной как сочувствие. Со мной всегда было иначе.

Он был богат. В тот день, когда он только поступил в школу, он уже был обладателем серебряных часов. Мы с восторгом смотрели на Андерса, чтобы поглазеть на его часы. Он умел определять время. С надменным видом он сообщал нам время суток. Для Андерса было хорошо, что он был крепкого телосложения. Если бы он был хрупким, маленьким мальчиком, мы бы непременно отомстили ему. Однако он был совсем не таким. Он был сильным и жестоким, идеальным тираном. Подходящий сын для мясника.

На самом деле, часы до сих пор напоминают мне об Андерсе Нулле, и, когда часы оказываются в моей руке, во мне сразу же вспыхивает ревность, которую я когда-то испытывал в прошлом. Часы — это что-то круглое, теплое и живое. Маленьким мальчиком я лелеял мечту заточить этого парня голого в маленькую клетку и самому завладеть его часами. За пределами его клетки я стоял бы с часами в руке. Я бы устроил ему зрелище святотатства, выкручивая стрелки и открывая корпус, чтобы рассмотреть работу часов. Но в конце концов я, возможно, почти простил бы его и позволил бы ему гулять вне клетки с шаром и цепью на лодыжках. Но об одежде для него больше не могло быть и речи — то есть, за возможным исключением плотных чулок и ботинок, когда была зима со снегом на земле, ибо вряд ли я хотел, чтобы он умер от холода.

ЧАСЫ И СКРИПКА

Однажды отец подарил мне дешевые часы. Мне тогда было четырнадцать лет. Вскоре после этого они исчезли, и я не могу вспомнить, что с ними стало. С того дня я никогда не носил часов. У меня также была скрипка. Ее я отдал кому-то год или два назад. У меня есть свидетели, подтверждающие, что я играл для танцев, хотя понадобилось, чтобы кто-то другой напомнил мне об этом совсем недавно. Я совсем забыл, что умею играть на скрипке, и по этой причине отдал инструмент. Но странно, не правда ли, что я ни разу не задумался, что же я делаю со скрипкой в моем распоряжении?

ЧАСЫ МЕРТВЕЦА

В лесу мы с Джоном Уэйкфилдом занимались тем, что складывали бревна вдоль берега водоема таким образом, чтобы их можно было легко спустить в воду, когда наступит время весеннего сплава. Это была изнурительная работа, больше, чем можно было ожидать от двух мужчин. Древесину таскали из леса бригадами, водители нанимались по контракту. Это было похоже на бомбардировку тяжелыми бревнами, и нам приходилось работать как лошадям, чтобы поспевать за их прибытием. Однажды мы остановились, чтобы выразить протест, но, получив лишь угрозу увольнения, тут же вернулись к своим трудам. Ближе к вечеру мы были скорее мертвы, чем живы, пока тянули и тащили лес, и возможно, что наша общая тяжелая работа была отчасти виновата в ненависти, которая постепенно росла между нами. Со стороны Джона в этой ситуации была хоть какая-то доля печальной справедливости, потому что он был намного сильнее и на девять лет старше меня. Это важный факт, который нужно учитывать, когда младшему едва исполнилось восемнадцать. Восемнадцатилетний парень может обладать достаточной мускульной силой, но его телосложению все еще не хватает грубости; его плоть все еще слишком дряблая. Нас было только двое на работе, которая требовала силы четырех человек, и, хотя я работал до полусмерти, я действительно считаю, что именно Джон должен был делать работу троих.

У него были часы. У меня их не было. Поздним вечером, когда рабы с тоской ждали наступления ночи, Джон отказывался говорить мне время. Я не ожидаю, что вы поймете всю важность такой ситуации. Спросите человека, который работает по часам. Работа и «труд» — две разные вещи: одна выполняется за плату и только за плату, другая — из любви к делу. Георг Брандес однажды с яростью посмотрел на группу ремесленников и тут же разразился в газете громовыми