Баловни судьбы - Марта Кристенсен

в таком уж скверном состоянии. Постарайтесь вытянуть из него, как выглядели хулиганы, тогда мы сможем разослать приметы и начать розыск. Спросите, не знает ли он кого из них. Сделайте круг по Нюхему, может, заметите что-нибудь подозрительное, О’кей?

— О’кей, — отозвался Сверд. Встал, кивнул Эрлингу Ричардссону, и оба пошли к патрульной машине.

— Сколько машин сейчас в разъезде? — спросил Свен Рослунд, который говорил по телефону с Хансом Линдстрёмом.

— Три, четыре с этими двумя, — кивнув на дверь, сказал Эрланд Тёрн, сидевший у пульта радиосвязи.

Рослунд вздохнул и покачал головой.

— Черт возьми, только и знают что ругаться да скандалить...

— Ты о чем?

— Да вот этот, что звонил... Кричит, что мы не выполняем свои обязанности. Нападения и ограбления происходят, видите ли, только потому, что мы слишком ленивы! Кофе есть?

— Есть. В термосе. В буфете.

— Если что, я буду там.

— Я с тобой, — сказал пятый, который строчил рапорт об ограблении торгового автомата.

20

Эрик Асп стоял и смотрел на спящих дочек. Гертруда лежала, свернувшись клубочком. Только головенка торчала из-под простыни. Но контуры тела отчетливо вырисовывались под тонкой тканью. Эва спала на боку, вытянувшись и засунув в рот большой палец. Никак ее не отучить от дурной привычки. Днем она его больше не сосет — только когда устанет, или рассердится, или обидится. Но спит непременно с пальцем во рту.

И они отступились, убедившись, что донимать ее бесполезно. Со временем сама перестанет.

Детская комната выходила на запад и сильно разогрелась от вечернего солнца. Здесь было просто жарко, хотя Эрик целый час проветривал, прежде чем уложить девочек.

Он стоял и смотрел на них. Лицо его было мрачно, губы озабоченно сжаты.

Проводив Стефана Элга, он не вернулся на работу. Посидел еще на балконе, потом принял душ, переоделся и поехал к теще и девочкам. Теще он рассказал, что случилось, Девочкам объяснил, что маме пришлось уехать куда-то далеко.

— Ты что там делаешь? — спросила теща.

Он вздрогнул.

— Ничего. Сейчас приду.

Когда он в одиночестве сидел на балконе и потом вошел и комнату, он вдруг с удивительной остротой ощутил тишину и пустоту. Была в этом какая-то окончательность, бесповоротность. Казалось, дух Эльсы был здесь, в квартире. Он был во всем: в мебели, в подушках, ковриках, цветах на столе, в этой опрятности и нарядности, в занавесках, фарфоровой посуде.

Асп чувствовал, что Эльса уже никогда не вернется домой. От этого в груди у него словно образовалась яма, и в ней крутились, и скрипели, и царапались мелкие острые камешки, причиняя ему боль. Будто какое-то злобное существо навалилось на него и не отпускает ни на минуту. Злобное существо, в котором воплотилась угрожающе молчаливая, напряженно безмолвная пустота. Казалось, даже пахло пустотой. В последних лучах солнца, которые проникали через окно другой комнаты и падали на пол, упираясь остриями в плитки паркета, кружились пылинки. От спертого воздуха как будто тоже пахло пустотой.

— Ты бы открыл дверь на балкон, пока ездил за нами, вот бы и проветрилось, — сказала теща.

Потом они поужинали. И вот теперь девочки спят.

Он пошел к теще.

Она мыла в кухне посуду.

Асп вздохнул.

Она взглянула на него.

Он на нее.

Седая, полноватая, спина немножко сгорбленная, кожа в морщинах. Ей было семьдесят лет. Но лицо у нее было приветливое и излучало бесконечную доброту. А еще жила в ней какая-то гордость, и эта гордость проглядывала в чертах лица и в блеске глаз.

— Как по-твоему, что произошло? — спросил Эрик, хотя спрашивал уже раз двадцать.

— Не знаю, — ответила теща. — Время покажет...

— «Время покажет»!.. Нельзя же сидеть и ждать до бесконечности.

— Не было ли... не было ли чего между вами? Ну... обиды?

Он покачал головой.

— Нет. Мы никогда не ссорились. Ты же знаешь, почти никогда.

— Знаю. Но ведь невольно думаешь, какие могли быть причины, чтобы человек исчез. Может, вы все-таки повздорили и она обиделась...

— Нет. Ничего такого не было.

— И у тебя не было других женщин?

Асп даже вздрогнул.

— Нет, — сказал он твердо. — Никогда у меня никого не было, и тебе это известно.

— Наверняка никогда не знаешь.

— Прекрасно ты все знаешь.

— Да, пожалуй...

— Что-то с ней случилось...

— Не надо предполагать худшее. Мы должны молить бога...

— Вот уж чем делу не поможешь. Если с ней случилась беда, тогда никакой бог не сможет вернуть ее мне, черт бы его побрал!

— Не богохульствуй.

— Да, это я зря, — вздохнул Эрик и опустил взгляд.

Теща вытерла руки и подошла к нему. И тут с ним что-то случилось. Он попытался вздохнуть, но воздух застрял в горле, и из глаз полились слезы, тихие и горькие. Слезы бежали по темным, обожженным солнцем щекам, точно капли дождя по шершавой стене. Он даже вроде стал меньше ростом. Не в силах сдержаться, он судорожно вцепился в тещу, прижался к ней, склонил голову к ней на плечо, а слезы текли и текли.

— Что же со мной будет? — всхлипывал он. — И с девочками. Со всеми нами...

— Ну, полно, полно, — успокаивала его теща и гладила по волосам.

— Ты только подумай, что, если она никогда не вернется? Как я объясню это дочкам? И кто о них позаботится, если не будет Эльсы?

— Днем-то они со мной...

— Да, конечно...

— Все уладится, вот увидишь... Она вернется... Она снова вернется домой...

— Если бы только знать... если бы хоть что-нибудь знать...

Видел бы он взгляд тещи в тот момент, он прочел бы в ее глазах страх и ужас. Но она сумела сдержать подступавшие слезы.

21

Енс лежал на кровати, вытянувшись на спине, и смотрел в потолок. Над кроватью горела лампа. На животе у него лежал развернутый свежий номер «Лектюр». Но он глядел в потолок.

У него болел глаз. Болели кисти рук. Он набрал