Весенняя лихорадка. Французские каникулы. Что-то не так - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

– Конечно! – сказала Джейн. – Вы работаете у Леонарда Гиша. Садитесь, пожалуйста,

Билл сел, радуясь этому, потому что голова у него немного кружилась. Улыбка, которой Джейн сопроводила свои слова, произвела сокрушительное действие. Единственной его связной мыслью было то, что жизнь, прожитая в ожидании этой улыбки, не пропала даром.

Джейн недоуменно спросила:

– Как же вы поняли, что это я?

– Узнал ваш голос.

– Узнали голос? – удивилась Джейн. – После пяти слов по телефону?

– Достало бы и одного, – сказал Билл. Он уже переборол первое смущение, и к нему вернулась всегдашняя обходительность. – Это чудный, удивительный голос, единственный в своем роде, незабываемый, журчащий, как лесной ручей, полный музыки сфер. Когда вы попросили этого мальчика прислать вам метрдотеля, мне послышались серебряные колокольчики над морем сумрачным в стране забвенной.

– Простите, где?

– В стране забвенной. Это не я. Китс.

– Вот как. Здорово, правда?

– Да уж куда лучше.

Джейн внезапно оробела. Обычно она держала пылких юнцов на безопасном расстоянии и забеспокоилась, не пора ли прибегнуть к этой тактике. Многие молодые люди говорили ей комплименты, но никогда – с такой лихорадочной страстностью. Вроде бы этот человек говорит прямо от сердца. И какой начитанный! Китс все-таки. Но тут ей вспомнилось другое словцо дяди Джорджа. «Когда тебе начинают читать стихи, – предупреждал он, – держи ухо востро».

Смутило ее то, что ей совсем не хотелось, как бы то ни было, держать ухо. Ее тянуло к человеку, так внезапно ворвавшемуся в ее жизнь и уже несколько минут смотревшему на нее с нескрываемым восторгом мальчишки, перед которым поставили полную миску мороженого. Ей нравились его глаза, на удивление дружеские и честные. Ей нравилось в нем все… и гораздо сильнее, упрекала совесть, чем приличествует невесте. Невестам, напоминала совесть, положено так замирать лишь в присутствии жениха. То, что этот рыжий человек, которого она видом не видывала пять минут назад, вызывает у нее такое чувство, будто она парит в розовом облаке, решительно никуда не годится, замечала совесть в своем неприятном духе.

Сознавая, что совесть права, эмоциональный накал разговора следует остудить, Джейн обратилась к более безопасной теме.

– Вы едете сегодня в Шипли-холл смотреть дядины картины? – сказала она. – Завидую вам. Там очень хорошо, особенно весной. Я так по нему скучаю.

– Вы давно там не были?

– Много лет.

– Вы бывали там в детстве?

– Да, я там жила.

Билл восторженно зажмурился.

– Как чудесно будет увидеть комнаты и уголки, по которым вы бродили! – произнес он. – Я буду чувствовать себя на святой земле.

Джейн поняла, что эта тема не такая уж безопасная, и решила испробовать другую.

– Что-то метрдотель не идет, – сказала она.

Билл собирался говорить много и долго. Он сморгнул, как будто выскочил на улицу и с разгону впечатался в фонарный столб. Нет, какие метрдотели?! Но что поделаешь… Значит, так тому и быть.

– Ах да, вы хотите его видеть!

– Ни капельки, но, к сожалению, должна.

– Что случилось?

– Я не могу заплатить по счету.

– Потеряли кошелек?

– Кошелек при мне, но в нем ничего нет. Хотите выслушать мою скорбную повесть?

– Я весь внимание.

– Мой дядя пригласил меня выпить кофе…

– У Нэнси Митфорд говорят «кофею», но продолжайте.

– Мы договорились, что он заглянет в клуб, а в час мы встретимся у ресторана и вместе выпьем кофею за его счет. Когда в половине второго он не появился, я не выдержала. Зашла и сама заказала.

– Не обращая внимания на цены в правом столбце?

– Решительно. Я думала, все уладится, когда он придет, а он так и не пришел. Я знаю, что случилось. Он заговорился с ребятами, как он их называет, и забыл про меня.

– Рассеянный?

– Не то чтобы рассеянный, скорее увлекающийся. Вероятно, обсуждает сейчас апостольское преемство в абиссинской церкви. А может, рассказывает, почему борзые называются борзыми. Прочел вчера в газете и очень взволновался.

– А почему?

– Потому что они очень борзо бегают. И знаете, за кем? За барсуками.

– Я думал, они бегают за электрическим зайцем.

– Когда не могут раздобыть барсука. Ладно, как бы они ни проводили время, факт остается фактом. У меня нет ни пенни. Вернее, ни двух фунтов пяти.

– Думаете, вы настолько наели?

– Примерно. Я немножко дала себе волю…

– И правильно сделали. Жалок, кто не веселился, а молодость дается лишь однажды, частенько говорю я. Тогда все замечательно. Два фунта пять шиллингов у меня найдутся.

– У вас? Но вы же не можете заплатить за мой кофе.

– Конечно, я могу заплатить за ваш кофий. Кто мне помешает?

– Только не я. Вы спасли мне жизнь.

Перед ними материализовалась дородная фигура метрдотеля. Билл взглянул на него свысока.

– L’addition [99], – сказал он величественно. Джейн почтительно выдохнула.

– Еще и по-французски! – сказала она.

– Как-то само вышло.

– Вы говорите свободно?

– Очень, оба слова, которые знаю. Это «L′addition» и, разумеется, «О‑1а‑1а!»

– Я и столько не помню, а ведь у меня была гувернантка-француженка. Где вы учили язык?

– В Париже, когда изучал живопись.

– А, вот почему вы не причесываетесь.

– Виноват?

– Я хотела сказать, потому что вы художник.

– Я не художник. Моя душа принадлежит папаше Гишу.

– Какая жалость!

– Ну, это совсем не так плохо. Гиш мне нравится. Что он обо мне думает, не скажу. Иногда я угадываю в его манере легкое раздражение.

– Как вышло, что вы этим занялись?

– Долгая история, но, думаю, ее можно рассказать коротко. Солдатом во время войны я довольно долго был в Лондоне, полюбил его, потом вернулся в Америку, работал, скопил немного денег и отправился сюда, в этакое сентиментальное путешествие. Деньги кончились раньше, чем я ожидал, пришлось искать место, а выбор мест в чужой стране, когда у тебя нет права на работу, довольно ограничен.

– Представляю.

– Когда я встретил старого отцовского друга и тот предложил мне убежище в своем воровском притоне, я ухватился обеими руками.

– Как же вы его встретили?

– Я носил свои картины по всем галереям. Его была сорок седьмой. Он меня взял, и с тех пор я работаю.

– Но предпочли бы писать.

– Будь у меня деньги, я бы ничего другого не делал. А что бы вы делали, будь у вас деньги?

Джейн задумалась.

– Ну, сначала я вернула бы дядю Джорджа в Шипли. Ему так обидно жить в другом месте. А потом… наверное, каждый день пила бы кофий у Баррибо.

– Я тоже. Здесь здорово.

– Да.

– Прекрасно готовят.

– Замечательно. А каких интересных людей встретишь. Ой!

– Что такое?

– К вам крадется официант с подносиком. Боюсь, несет дурные вести.

– Или