Долгая зима - Владимир Иванович Петров

– Живо убирайся! Не то натравлю! И, знай, Ваня мой – золотой человек, по наговору попавший за решётку, где тебе бы сидеть…

Этот удар в буквальном и переносном смысле оказался для Анатолия сильнее ухода жены. Иринку он воспринимал как игрушку, не более, и откровенно тешился с ней, словно кот с мышкой, показывая свою безоговорочную власть над беззащитной девчонкой. Ясное дело, и привёз-то её обманным путём не для жизни он совместной и счастливой, а с целью себя в глазах деревенских возвысить, мол, вот, каков я, всё мне по плечу! Внутренне он всё же оправдывал побег Иринки, хотя не так скоро ожидал. Иное дело Мотя. Её отказ от него, причём в такой решительной форме, впервые заставил задуматься о себе, о своих каких-то тридцати шести годах, о почти что загубленном уже баянном таланте… Переоценка в нём произошла сильная. Неожиданно высветилась Иринка, молоденькая, красивая, данная ему жизнью самим Богом, быть может, на исправление. Он почувствовал огромную вину перед ней, как и перед отцом, сёстрами и многими другими, с кем успел пообщаться и сильно обидеть.

«Повинюсь перед всеми, – решил он после мучительных раздумий. – Честно деньги заработаю. К Иринке поеду, на коленях прощение выпрошу. С питиём завяжу окончательно. Смог же приостановиться в последний год. Не всё, знать, потеряно… За баян возьмусь, пока пальцы ещё слушаются…»

После прогулов о месте баяниста в клубе не могло быть и речи. У школьного товарища, колхозного бригадира, совета он попросил.

– К строителям на животноводческий комплекс попробую устроить, – взялся тот помочь ему, поверив исповеди: открылся Анатолий перед ним, как на духу высказался. – У них только сейчас высокие заработки. Годится?

– Согласен.

– Но учти, строгий там начальник. Пьяных не терпит. Знаешь, может, его. Из пришлых он, муж Моти, ларёчницы бывшей на вашей улице.

– Иван-арестант? – невольно вырвалось у Анатолия.

– Сидел. Уточняли. По ошибке, как выяснилось. Бывает…

Строители встретили Анатолия настороженно. Зачем им лишний роток, не специалист к тому же? На баяне, что ли, в перекуры развлекать будет? Иван поддержал новичка:

– Ничего, ничего… И музыкальным пальцам применение найдём.

Анатолия словно подменили. За два месяца работы на комплексе ни разу не выпил он, минуты не прогулял. С индивидуальными заданиями справлялся вовремя. Успевал, по подсказке Ивана, и другим по мелочам помочь.

– Молодец, баянист! – стали похваливать его строители, не догадывавшиеся о том, как, впрочем, и сам Анатолий, что на подобных мелочах и держал новичка их требовательный начальник. Большего не мог он доверить ему.

Иногда на стройку по своим кладовским делам забегала Мотя. Анатолий старался не попадаться ей на глаза. Он понимал, что не скрыла она от Ивана его скандальное появление в их доме, отчего и гнулся теперь взглядом вниз, поражённый их благородством: не отыгрываются ведь!

Зарплату начислили Анатолию очень приличную. Получить их осталось и ехать. Теперь и родственники повернулись к нему. Повинился он перед ними за прошлое своё, слово данное крепко держал. Деньги предлагали:

– Бери. Мало ли что в дороге? Пригодятся.

– На свои поеду, – отказывался он, гордый в своём постоянстве. – Если привезу Иринку, поможете. Не поедет если, устроюсь там по баянному или строительному делу. Рядом с ней буду, добьюсь её прощения…

Перевалило на последнюю треть декабря. Анатолию хотелось попасть к Иринке до Нового года. Собрался уже было ехать, да задерживался расчёт на несколько дней.

«Может, занять деньги, не откладывать отъезд? – подумал он. Всё же решил подождать пару дней. – Ничего страшного. Успею. На свои кровные поеду. Начинать – так начинать!»

На улице не по-зимнему заморосило. Мокрый ввалился бригадир, стряхнул в дверях шапку, ругнулся:

– Ну и погодка! Просить, Толь, зашёл. «Кировец» в ремонт отдаём в «Сельхозтехнику». Не желают срок отодвинуть, ругаются, графики срываем ихние. Куда денешься. Сейчас не отправим – потом не возьмут. Ещё хуже! Придётся гнать… а с оставшимся «Кировцем» омёты не вывезем с поля. Вот-вот снегом их занесёт так, что и с бульдозером не пробьёшься. Степь, она и есть степь! Как назло рук не хватает… Выручи, а?

– Да я же на чемодане сижу.

– Знаю. На день-другой лишь прошу. Я же тебя выручил.

Анатолий не мог отказать ему.

За самые дальние поля взялись. К полудню резко похолодало, и если первые два омёта буквально по лужам волокли, то третий скользил уже по ледку. «Кировцы» пробуксовывали резиновыми колёсами, теряли слаженность в работе, и с четвёртым омётом еле одолели косогор перед гумном. За следующим омётом трактористы отказывались ехать:

– Рискованно… Перевернуться недолго…

Но бригадир настоял на своём:

– Нам каждая ходка дорога. Сделайте потихоньку одну ещё и на сегодня баста!

Потихоньку и сделали. Нормально съездили, дружно на злополучном подъёме полезли вверх. Самую малость осталось, когда один из «Кировцев» тормознулся, угодив колесом в яму. Этого достаточно было, чтобы второй, протянув свою сторону омёта, чуть не перевернувшись, под углом развернулся к первому и заглох в бессилии. Следом и тормознувшийся, виновный, захлебнулся в стремлении исправить допущенную промашку и подтянуться.

– Приехали! – Пожилой тракторист второго «Кировца», оценив ситуацию, не стал ругать оплошавшего молодого коллегу, сказал только: – Самим нам бесполезно выползать. Буксовать лишь будем. Езжай-ка к нефтянику нашему Японцу, проси подмогнуть.

– Так его же, слышал, из нефтяников попёрли.

– Ну и что?! При нём же ещё гусеничный С-100. Не знаешь, что ли? Отсюда видно. Поговори с ним по душам. А я до будки, до фуражира, дойду, пусть бригадиру всё обскажет.

Молодой тракторист посмотрел ему вслед, выплюнул недокуренную цигарку, полез в свой «Кировец», осторожно сдал назад, крикнул Анатолию, придремавшему в тёплой кабине другого «Кировца»:

– Отцепляй волокушу.

Анатолий нехотя выпрыгнул, поскользнувшись, схватился за колесо трактора, стронул его. С трудом удержавшись, он спустился к волокуше, склонился над серьгой. В этот момент стронутый им трактор сполз за ним и смертельно прижал его к прицепной траверсе…

Похоронили Анатолия накануне Нового года. Помянули само собой по-христиански, и всё в деревне пошло своим чередом. Как и всегда Новый год отмечали без нововведений и каких-либо запоминающихся особенностей. Лишь строители, на Новый год собравшись в гостеприимном доме Ивана и Моти, всё удивлялись про себя частой прокрутке хозяйкой пластинки с «Полонезом Огинского».

Шурик

На брёвнышках, аккуратно подкаченнных к аржановскому забору, курили мужики, с поминной водки о покойном Григории толковали:

– Не гляди, что с детства горбом придавлен был. Всё имел: жену, детей, хозяйство справное… Внучки вон его бегают. Ничего, здоровенькие.

– Не спился ведь, как другие дефективные. До шестидесяти вытянул. Пенсию отхватил, будь здоров. Дюже хорошую