Из жизни Потапова - Сергей Анатольевич Иванов

потом дело пошло не так скоро. Один за другим надвигались на потаповскую идею то ученый совет, то коллегия министерства, то обсуждение в Академии наук. И каждый другому не доверял и себе-то не доверял: потому что слава вилась за Потаповым лихого человека. И вот родилась на свет рецензия одна, рецензия вторая, рецензия Техэнергохимпрома, рецензия из Новосибирского отделения, рецензия из НИИ ОПИК. К тому же и в институте он был на положении каком-то неопределенном: инженер Потапов и ни грамма больше! Группу передали Женьке Устальскому — это было законно.

Луговой имел с ним разговор сразу, в то первое утро, когда Потапов явился со своею докладной.

— Значит, вот что, Сан Саныч, — сказал Луговой, глядя не совсем на Потапова и не совсем мимо него. — Назначаю тебя на должность инженера при Генеральном конструкторе. Задача: вводить Порохова в курс дела. Задача вторая: работать над статьей, над диссертацией, над чем хочешь. Расположиться приказываю в комнате восемнадцать. Короче, пока министр без портфеля. Не обижайся и не расстраивайся.

Потапов постоял еще секунду, подождал, не скажет ли чего Сережа Николаич, и вышел. Даже обедать они стали порознь, в директорскую столовую Потапову ходить стало неловко: разные у них стали компании…

Теперь поговорить с Пороховым, которого оставили замом Генерального. Надо честно сказать, это была неплохая замена. А может быть, и лучшая из возможных.

Потапов позвонил Порохову. Надо бы зайти, но он позвонил.

— Славик, привет, Потапов. Велено ввести тебя в курс дела.

— Знаешь, Сан Саныч… это… — отвечал Порохов с обычной своей медлительностью, — я тут за месяц пристрелялся в принципе-то. Ну а если чего понадобится… У тебя какой телефон?..

Он сидел в восемнадцатой комнате, крохотной комнатушке — стол, стул и окно. И еще стул при входе. Здесь обычно устраивались разного рода командированные, если надо было исследовать какую-то документацию, или свои просто забегали перекурить с глазу на глаз. Теперь эта комнатка стала его кабинетом.

Порохов не звал. Вернее, вызвал однажды за двумя не очень ловко придуманными справками — наверное, Луговой попросил. А Слава — мужик без задних мыслей, без хитростей.

Сижу тут как сыч, думал Потапов, и черта ли лысого я высижу? Раза два или три он писал сам себе заявление об уходе. Но не уходил. Наверное, в глубине души все-таки верил, что резина эта должна прекратиться.

Лето входило в самую свою пыльную московскую силу, но Потапов не мог ехать к Севе, потому что не хотел показываться такой вот тенью отца Гамлета. Надоело быть несчастненьким. И он был просто несчастным: одиноким, бессмысленно глядящим телевизор в новой полупустой, не желающей обживаться квартире или вдруг замечал себя бредущим по улице с засунутыми в карманы руками. Мама писала из Крыма руководящие письма, Таня уехала с дедом в военный дом отдыха куда-то под Сочи.

И наконец раздался этот звонок.

— Слушай, Сашка! — Голос у Лугового был и радостный и какой-то еще, с примесью досады, что ли, не поймешь. — Слушай, из Совмина тебя Гусев ищет. Запиши телефон.

Не раздумывая и секунды, Потапов набрал этот номер, словно кто-то за ним гнался…

— Александр Александрович? Здравствуйте. Я ваш телефон взял по справочнику, а оказалось, вы теперь сидите на другом номере… Не могли бы к нам заехать?.. Да, если можно, то сегодня… Да, я буду на месте, буду вас ждать…

Такие визиты не откладывают, и через полчаса институтская «Волга» причаливала к подъезду известного всем здания напротив гостиницы «Москва».

Из коротких слов Гусева Потапов узнал, что сейчас ему предстоит визит к… Предупреждать же надо, елки-палки! Идя по широкому, абсолютно пустому коридору, он пытался собраться, подготовиться. Но оказалось, он готов! Как готов был бы, наверное, беседовать о своем «Носе» с самим господом богом.

Потапов и раньше встречался с этим человеком. И всякий раз у Потапова оставалось ощущение некоей приподнятости. Сразу становилось ясно, что к разговору с ним готовы досконально, что его хотят выслушать самым внимательным образом и хотят высказать свое мнение, а затем выработать общую точку зрения.

Беседы эти обычно не бывали длинными. Чувствовалось, что собеседник твой дорожит своим временем и понимает, что твое время тоже стоит недешево.

Они сели за так называемый разговорный стол, который стоял в углу огромного кабинета, в стороне от рабочего стола. Сесть за разговорный стол — это всегда считалось хорошим признаком… Когда-то Потапов, вырабатывая свой, так сказать, индивидуальный начальнический почерк, многое взял, вспоминая вот этого человека, совершенно седого, несколько астеничного, с коричневатым лицом заядлого курильщика.

Например, если он, Потапов, приходил в контору и поднимался к себе не на лифте, а пешком, значит, был не в духе. А если же сразу вызывал к себе Женьку Устальского для беседы, то все, значит, в порядке… ну и так далее. Кодовая система. Тот, кто такими штуками никогда не пользовался, просто представить себе не может, как это удобно, причем не только для тебя, для всех! Сколько она сил экономит и времени. Однако уж надо неукоснительно придерживаться раз навсегда принятой системы!

Как-то, года три-четыре назад, Потапов пришел в этот кабинет на довольно-таки опасную беседу. Хозяин кабинета, пребывавший в худом настроении, принимал Потапова за рабочим столом. Потапов решил рискнуть и улыбнулся, что называется, напропалую. Естественно, ответный взгляд был удивленным.

— Сейчас домой вернусь, — невинно сказал Потапов, — меня Луговой Сергей Николаевич обязательно спросит: ну, за каким столом говорили?

Хозяин кабинета засмеялся:

— Ишь вы какие вострые! Стало быть, раскусили старика? — Он поднялся, пошел за разговорный. — А вы не допускаете мысли, что я это все специально, а?

— Допускаю, — ляпнул Потапов не задумываясь. А уж потом только сообразил: ух ты, как здорово-то в самом деле!

Кстати, с тех пор явился между ними как бы некий тайный сговор взаимной симпатии… Они поздоровались.

— Прошу садиться… Вот окончательное заключение промышленности, а вот заключение науки… Академик Баландин подпускает здесь определенные шпильки… Нет, дайте другой экземпляр!

Гусев, который по мере необходимости вытаскивал нужные бумаги, снова раскрыл папку и протянул Потапову лист, на котором несколько строчек было подчеркнуто красным карандашом (тоже стиль: не фломастером, не шариком, а только карандашом, как было заведено искони).

— С документацией подробно вы ознакомитесь позже, ладно? А сейчас только подчеркнутое!

Потапов кивнул. Академик Баландин довольно желчно писал о том, что проблемой надо заниматься срочно и серьезно, «а не кустарными методами, когда один ученый (будь он даже и семи пядей во лбу) карандашиком пишет что-то на листе бумаги».

Никак не изменившись в лице, Потапов отодвинул листок с