Мать - Максим Горький

Маленький дом на окраине слободки будил внимание людей;стены его уже щупали десятки подозрительных взглядов. Над ним беспокойно реялипестрые крылья молвы, - люди старались спугнуть, обнаружить что-то,притаившееся за стенами дома над оврагом. По ночам заглядывали в окна, иногдакто-то стучал в стекло и быстро, пугливо убегал прочь.

Однажды Власову остановил на улице трактирщик Бегунцов,благообразный старичок, всегда носивший черную шелковую косынку на краснойдряблой шее, а на груди толстый плюшевый жилет лилового цвета. На его носу,остром и блестящем, сидели черепаховые очки, и за это его звали - КостяныеГлаза.

Остановив Власову, он одним дыханием и не ожидая ответовзакидал ее трескучими и сухими словами:

- Пелагея Ниловна, как здравствуете? Сынок как? Женить несобираетесь, а? Юноша в полной силе для супружества. Женить сына пораньше - родителямспокойнее. В семье человек лучше сохраняется и духом и плотию, в семье он -вроде гриба в уксусе! Я бы на вашем месте женил его. Время наше требуетстрогого надзора за существом человека, люди начинают жить из своей головы. Вмыслях разброд пошел, и поступки достойны порицания. Божию церковь молодежьобходит, публичных мест чуждается и, собираясь тайно, по углам - шепчет. Зачемшепчут, позвольте узнать? Зачем бегут людей? Все, чего человек не смеет сказатьпри людях - в трактире, например, - что это такое есть? Тайна! Тайне же место -наша святая, равноапостольная церковь. Все же другие тайности, по угламсовершаемые, - от заблуждения ума! Желаю вам доброго здоровья!

Вычурно изогнутой рукой он снял картуз, взмахнул им ввоздухе и ушел, оставив мать в недоумении.

Соседка Власовых, Марья Корсунова, вдова кузнеца,торговавшая у ворот фабрики съестным, встретив мать на базаре, тоже сказала:

- Поглядывай за сыном, Пелагея!

- Что такое? - спросила мать.

- Слух идет! - таинственно сообщила Марья. - Нехороший, матьты моя! Будто он устраивает артель такую, вроде хлыстов. Секты - называетсяэто. Сечь будут друг друга, как хлысты…

- Полно, Марья, ерунду пороть!

- Не тот врет, кто порет, а тот, кто шьет! - отозваласьторговка.

Мать передавала сыну все эти разговоры, он молча пожималплечами, а хохол смеялся своим густым, мягким смехом.

- Девицы тоже очень обижаются на вас! - говорила она. -Женихи вы для всякой девушки завидные и работники все хорошие, непьющие, авнимания на девиц не обращаете! Говорят, будто ходят к вам из города барышнизазорного поведения…

- Ну, конечно! - брезгливо сморщив лицо, воскликнул Павел.

- На болоте все гнилью пахнет! - вздохнув, молвил хохол. - Авы бы, ненько, объяснили им, дурочкам, что такое замужество, чтобы неторопились они изломать себе кости…

- Эх, батюшка! - сказала мать. - Они горе видят, онипонимают, да ведь деваться им некуда, кроме этого!

- Плохо понимают, а то бы нашли путь! - заметил Павел.

Мать взглянула на его строгое лицо.

- А вы - поучите их! Позвали бы которых поумнее к себе…

- Это неудобно! - сухо отозвался сын.

- А если попробовать? - спросил хохол. Павел помолчал иответил:

- Начнутся прогулки парочками, потом некоторые поженятся,вот и все!

Мать задумалась. Монашеская суровость Павла смущала ее. Онавидела, что его советов слушаются даже те товарищи, которые - как хохол -старше его годами, но ей казалось, что все боятся его и никто не любит за этусухость.

Как-то раз, когда она легла спать, а сын и хохол еще читали,она подслушала сквозь тонкую переборку их тихий разговор.