Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков

Астемир спешил уйти.

Едва он вышел на улицу, как из-за угла выскочила группа всадников на взмыленных конях. Впереди скакал Эльдар. Карьером подскакав к зданию суда, Эльдар спрыгнул с коня и увидел Астемира. По его глазам он понял, что не случилось ничего плохого.

— Астемир! — воскликнул Эльдар. — Говори, что там решили?

— Хорошо решили, — улыбнулся Астемир. — Оставь свой кинжал в покое.

Из дверей вышел Матханов.

— Здравствуй, Эльдар, — с важностью кивнул он. — Я рад сообщить, что дело теперь только за тобой. Не откладывай свадьбу в долгий ящик. Хочешь ты этого или нет, я приеду к тебе на свадьбу.

Глава шестнадцатая

У МОГИЛЫ МАТЕРИ

«Когда бы ценою моей смерти ты приобрел дом, жену и хозяйство, я хотела бы умереть… Не вини меня, что я оставляю тебя бесприютным и одиноким… Помни, Эльдар, что и орлы летают в одиночку…»

Эти слова произнесла, умирая, мать Эльдара, и сын берег их в своей памяти так же свято, как и завет отца, переданный ему через Степана Ильича.

Эльдар никогда не забывал могилу матери. Но только теперь он получил наконец возможность выполнить сыновний долг и увековечить память матери хорошим могильным памятником.

Неспроста он сделал это в предвидении своей свадьбы.

Поздним августовским вечером люди расходились с кладбища: тут были и Астемир, и дед Баляцо, и Еруль; вместе с Думасарой пришло много женщин.

Баляцо и Еруль, незаменимые участники всякого обряда, остались довольны памятником.

— Ага! — восклицал Баляцо. — Кто-кто, а бывшие жерновщики умеют высечь в камне добрые мусульманские надписи!

— Памятник хорош! — соглашался Астемир.

— Еще бы, — ворчал Еруль, — дом Эльдар получил хороший, как же поскупиться на памятник!

Так, переговариваясь, люди потихоньку разошлись, но Эльдар еще оставался в одиночестве у могилы.

Из-под ног вспорхнула какая-то птица. Заря на западе уже совсем погасла, на востоке, в чистом небе, взошел полумесяц, — настал тот тихий, в южных краях недолгий час, когда ни месяц, ни звезды еще не светят и даль сумеречно светла неуловимым отсветом закончившегося дня. Все вокруг затихло, все издавало свои запахи — травы, земля, мхи на позеленевших камнях памятников, ближнее болотце и дальние горные леса.

Эльдар присел на могильный бугорок, огляделся. И может быть, в первый раз за последние годы с большой силой и ясностью почувствовал он, какие перемены произошли вокруг и в нем самом, как не похоже все, что происходит, на то, чем жил и он и его односельчане прежде… Батрачество у муллы, у Мусы… Первые встречи с Сарымой в час уджа… Первые столкновения с Гумаром и с Жирасланом… Смехотворное и все-таки тревожащее ухаживание Рагима за Сарымой, утро после попытки лавочника умыкнуть девушку… И потом — небывало бурные годы: история с деньгами из «государственного сундука», бои на равнине, уход в горы, митинг, разгром усадьбы Шардановых, опять горы и опять бои… И вот теперь…

Он становится в Кабарде большим человеком. Его уже всюду знают, к нему идут незнакомые люди, как к важному начальнику, с ним считаются первые люди Кабарды, такие, как Инал или Казгирей…

А теперь он женится. Исполняется желание матери, бедной, доброй Фатьмы.

«Когда это совершится, постучи мне в могилу», — говорила она, умирая.

Эльдар опустился на землю, в густую, пыльную поросль, и затих.

Затем вполголоса невольно проговорил:

— Нана, это я, Эльдар. Завтра моя свадьба с Сарымой. Все, как ты хотела. Свадьба будет в красивом доме Жираслана. Теперь это мой дом…

Эльдар сообщал матери то, о чем в ауле уже говорили не первый день: Эльдар, жених, вчера не имевший ни кола ни двора, получил от советской власти лучший дом в ауле, и кое-кто считал, что спокойнее не ходить на свадьбу в дом Жираслана, — там добра не будет. Смущало это и Думасару.

Эльдар же твердо решил справлять свадьбу не в городе, а в ауле: немалое значение имело здесь завещание матери, которая хотела «слышать» свадьбу сына. Вот почему все последние дни Эльдар приводил в порядок дом с цветными стеклами, а в ночь перед свадьбой пришел на могилу матери.

Обо всех передумал он здесь — и кто был добр к нему, и кто не любил его, от кого он получал ложку маремсы, а от кого только ложкой по лбу.

— Думасара была мне как мать, — тихо, сам с собою, говорил Эльдар. — И я старался быть заботливым сыном… Очень изменилась жизнь в ауле, меняется жизнь у всех соседей, по всей Кабарде…

Эльдару почудилось вдруг, что не только мать слушает его рассказ. Он умолк и огляделся. Может быть, вернулся Баляцо или Еруль? Он даже позвал:

— Это ты, Баляцо?

Ответа не было.

Небо темнело, все ярче разгорались звезды. Затихли цикады.

Пора было уходить. Эльдар вспомнил, что его ждут Астемир и Думасара, согласившаяся быть посаженой матерью, и Баляцо — посаженый отец. Вместе с женихом они должны под утро перейти из дома Астемира в дом Жираслана, ибо не подобает жениху в первый день свадьбы находиться от невесты в такой близости, когда с крыши на крышу может перелететь курица.

Мысли о Сарыме радостно взволновали Эльдара, но сказать об этом матери, сказать именно так, как он это чувствовал, было и невозможно и стыдно, и, прощаясь с могилой, Эльдар снова припал лицом к бугорку, поросшему травою, глубоко вдохнул горький запах… Тут опять показалось ему, что кто-то стоит за его спиной. Он быстро обернулся — в самом деле, невдалеке кто-то стоял.

Эльдар схватился за кобуру…

— Брось… не надо… Я тоже мог это сделать, но, как видишь, я пришел за другим… Салям алейкум, Эльдар, — проговорил человек, стоя в пяти-шести шагах, за узким надгробием другой могилы, и Эльдар по голосу узнал пришедшего.

Это был Жираслан.

Эльдар ждал, что Жираслан скажет дальше, и тот заговорил:

— Будет неправдой, если я скажу, что мы встретились случайно. Я давно искал этого случая, и, видит бог, мне повезло! Я, Эльдар, тоже пришел на могилы своих предков… прощался с ними. Я сказал могилам: «Прощайте, я вынужден покинуть Кабарду!» И тут я услышал твой голос, — слава богу, благоразумие взяло верх… Слушай меня, Эльдар! Не смей справлять свадьбу в моем доме, который не знал ни веселой свадьбы своего истинного хозяина, ни счастья семейной жизни! Как бы ты ни отнесся к моим словам, даю тебе слово Жираслана, оскорбленного князя, ставшего ныне абрек-пашою: если только