Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина

– Не обращай внимания, – успокаивала ее свекровь, – точно так же он обращается со всеми, в том числе и со мной. Парни у меня такие разные: младший Федя – ласковый, внимательный, слова поперек не скажет. И учился неплохо. Средний Митя-баловник, непослушный, своевольный. На него управы нет ни от кого. Что надумает, то и сделает. Никого не спросит. И своровать может, и отлупить. Учился кое-как. А Савва, наоборот, всегда спросит, посоветуется, уважительный. Отличник в школе был. А вот обидеться и потом молчать – это у него есть. В кого он такой, не знаю. Отец у него был совсем другим.

Ирини смотрела на большую фотографию, висящую над кроватью свекрови, где она с мужем совсем еще молодые. Мать мужа, Наталию, портил крупноватый нос, а Георгий Александриди был красавец. Усики-щеточки под носом ему очень шли. Глаза смеялись, сомкнутые губы слегка улыбались. Нет, Савва на него не похож, он совершенная копия матери.

– Может, ваш муж все-таки был таким же, – спрашивала Ирини, расставляя обед на широкой табуретке около кровати больной.

– Что ты, Ирини! Он был веселым, хорошим человеком! Образованным. Мы в одной школе учились, я уже в пятом классе была, когда он пошел в первый.

– Так он, что, младше вас был? – поразилась Ирини.

– Да, а что ты так удивляешься?

– Я думала так не бывает…

– Всякое бывает. Он настойчиво сватался. Только что пришел работать учителем в школу, почетная профессия. Ну я и согласилась. Мы жили хорошо, несмотря на его вредных сестер, везде совавших свой нос. Особенно старшая – не приведи, Господь!

– А как ее зовут? – полюбопытствовала Ирини

– Рая. Раиса.

– Красивая?

– Красивая. Но никудышная. Младшая Парфена, намного лучше. Кстати, это на ней Исак Пасхалиди хотел жениться. А ему нахально подсунули старшую, эту Раиску. Ей уже было двадцать пять, а ее никто не сватал, за ее злой язык.

– Наверное, и ленивой была ко всему?

– Не то слово! Все норовила, чтоб кто-то за нее работу сделал. Представляешь, у меня самой уже двое маленьких детей, а она постоянно приносила свою дочь, Леночку, покойную, Царство ей небесное! – свекровь набожно перекрестилась, чтоб я за ней присмотрела и ни разу спасибо не сказала, как будто это была моя святая обязанность. И новорожденного Федечку приносила.

– Ничего себе. Пососала она вашу кровушку. Представляю. А где она сейчас?

– Уехала в пятьдесят втором году назад, в Адлер. Рвалась туда, беспокоилась о сыне. Ему было десять месяцев, кажется, когда она уехала. Свекровь, Порозанина, забрала его к себе, не доверила его невестке.

– Порозанина? Такое прозвище?

– Да, звали ее так все в Кукерду.

– А где это? Такое смешное слово – Кукерду!

– Поселок Кукерду находится недалеко от Красной Поляны.

– А знаю, в Красной Поляне жил мой дед двоюродный, Билбил, может знаете? – сердце Ирини забилось от предчувствия, что сейчас что-нибудь узнает о любимом деде, а может быть об Алексисе тоже.

– Знаю. Он у нас один раз ночевал. Хороший человек. Муж мой его очень уважал.

– А больше никого из его семьи не знаете?

– Нет, детка, никого, к сожалению.

Свекровь замолчала, задумалась.

– Ну расскажите об свекре. Какой он был? – продолжила расспрашивать Ирини, не молчать же. К тому же, ей показалось, свекрови приятно было поговорить о своем прошлом.

– Хороший, добрый. Жалостливый. Меня жалел. Хорошо играл на баяне, гармошке, пел, – вспоминала свекровь и лицо ее светлело. – Но видишь, забрали его неизвестно за что, и где он никто не знает.

Свекровь опять немного помолчала. Видимо опять навалилась нестерпимая боль.

– Знаешь, – вдруг продолжила она, – в тот вечер перед тем, как мужа моего забрали в тюрьму, мы с ним долго сидели у нашего кума в Сочи. Нам надо было на тарантасе добраться еще домой в Адлер; Анечка и покойная Валечка еще маленькие были, а он никак не хотел уходить. Митя выпил вина и много задушевно пел. Так пел, что люди, уж поздно было, а не уходили, стояли под окнами на улице и слушали. Приехали мы домой в два часа ночи, а в четыре его забрали. Подъехал тихо так «черный воронок», я обычно чутко сплю, а тут не услышала даже, как на ступеньки дома поднялись. Постучали негромко. Так и взяли его. А за что, никто ничего не знает.

Последние ее слова прозвучали совсем тихо, свекровь с трудом сдерживала слезы.

Ирини знала, что такое «черный воронок», но никогда его не видела. Один раз промчался где-то вдали по дороге такой и брат, Генерал, показывая пальцем крикнул ей: «Смотри, «черный воронок», но она так и не успела его разглядеть.

– У нас тоже папа сидел, но только везли его не на «черном воронке», брат рассказывал его со многими другими, повезли на грузовой машине. – Ирини вздохнула. – Потом его, больного, отпустили. Но он не долго прожил.

– Знаю. Царство ему небесное. – Свекровь опять перекрестилась, – Савва обещал, как только вернемся в Адлер, будет искать концы насчет отца. – Голос свекрови пресекся, и она тяжело вдохнула воздуха. – Но я уже Митю не увижу. Смерть моя не за горами.

Сердце Ирини жалостливо сжималось:

– Ничего не известно, может, еще пойдете на поправку.

Свекровь иронически бросила на нее усталый больной взгляд и отвернулась.

Она умерла от гангрены ноги за три месяца до рождения первой внучки. Ирини не плакала на похоронах, но очень сожалела о ранней смерти свекрови. Редкой души была мать Саввы. Рассказывали, что перед войной, когда она с детьми и мужем, начальником гаража, поселисась на территории дорожно-эксплутационного управления, там им дали домик недалеко от гаража, и греки, спускавшиеся с гор, находили приют у нее, перед тем, как направиться в город по своим делам. Сама же София ходила полуголодной, отдавая еду этим посетителям. Потом, через несколько лет, Ирини узнает от Саввиной двоюродной сестры, как золовка Рая издевалась над ней, называла дурнушкой, что, по ее мнению, брат ее, Дмитрий, явно был слепым, женившись на ней. Что свекровь из-за этого немало слез пролила. Что всю жизнь ее любил некий Павло Феодориди, красавец – мужчина, один из первых учеников ее мужа, Дмитрия Федоровича Аликсандриди. «Вот тебе и пожалуйста, – думала Ирини, – не красавица, а, как любили ее. Правильно говорит баба Нюра: «Не красавица славится, а кто кому нравится». И я ее любила и уважала. Половину бы такого уважения было б у меня к Савве. Странно все как-то в этой жизни!»

* * *

Дмитрий Александриди и Муся Токарская зажили своей