Финеас Финн - Энтони Троллоп

– Да, какого-нибудь старого простофилю. Быть может, мистер Кеннеди сгодится.

– Заверяю вас, это будет не мистер Кеннеди. Я, вероятно, попрошу Лоренса Фицгиббона.

– Тогда обратитесь к нему без промедления, чтобы Колпеппер мог сговориться с ним сегодня же. И зарубите себе на носу, мистер Финн: вам придется со мной драться, что бы ни сказал ваш приятель Фицгиббон. – Лорд Чилтерн уже намеревался уйти, но обернулся вновь. – И помните, я упрекаю вас не в том, что вы влюбились в молодую леди, а в том, что вы обошлись со мной бесчестно, чудовищно бесчестно.

На этом багровый лорд сам открыл дверь и удалился.

Оставшись один, Финеас немедленно отправился в парламент, где шло дневное заседание. По дороге он пытался разрешить важнейший вопрос: справедливы ли брошенные ему обвинения? Думая об этом в Солсби, когда помчался туда, чтобы броситься к ногам Вайолет, он уверял себя, что письмо лорду Чилтерну будет проявлением абсолютной честности, даже рыцарственности. Он скажет о своем намерении в тот самый момент, как это намерение сложилось, и после этого будет за глаза говорить о сопернике так, как подобает говорить о добром друге. Если бы мисс Эффингем выказала хоть малейшее намерение принять предложение лорда Чилтерна, наш герой признал бы, что не может соперничать с ним, не уронив чести. Но неужели он должен навсегда отказаться от своего желания лишь потому, что лорд Чилтерн хочет того же, и хорошо зная при этом, что тот не сможет получить желаемое? В Солсби ему казалось, что этих соображений достаточно. Но теперь в ушах у него звучали обвинения в вероломстве, и он чувствовал себя несчастным. Да, лорд Чилтерн не отказывался от своих надежд и говорил о них с нашим героем, вероятно, откровеннее, чем с кем-либо. Если Финеас и правда поступил с другом бесчестно, то обязан принять любое его требование – кроме требования по своей воле отступиться от девушки. Он должен стреляться, даже если эта дуэль станет концом его амбиций.

В палате общин, казалось, еще продолжался вчерашний триумф: к Финеасу подходили с поздравлениями. Мистер Монк обменялся с ним парой слов и пожал руку. Премьер-министр кивнул ему, мистер Грешем поприветствовал, а Плантагенет Паллизер напрямую похвалил его речь. Как отрадно было бы все это, если бы в душе он не помнил постоянно о новой напасти и не осознавал, что его втягивают в нелепую авантюру, которая положит конец всей приятности его жизни! Отчего в Англии так строги к дуэлям? В конце концов, как представлялось ему сейчас, дуэль была, возможно, лучшим – а то и единственным – выходом из затруднения. Если бы ему позволили сойтись в поединке с лордом Чилтерном, все было бы улажено. Либо он остался бы жив и продолжал беспрепятственно ухаживать за мисс Эффингем, либо его застрелили бы, и кому есть до этого дело, кроме него самого? Зачем мир так чувствителен и так неразумно дорожит человеческой жизнью?

Лоренс Фицгиббон в палату общин не явился; Финеас искал его в обоих клубах, которые тот посещал, и оставил записку в каждом, а кроме того, и в его квартире на Дьюк-стрит: «Мне нужно увидеться с тобой сегодня вечером. Буду ужинать в Реформ-клубе. Прошу тебя, приходи». После этого наш герой отправился на Портман-сквер, как ему велела леди Лора.

Там он встретил Вайолет Эффингем – впервые с тех пор, как они расстались на крыльце замка Солсби. Разумеется, он говорил с ней, и, разумеется, она была с ним мила. Тем не менее ему удалось сказать ей всего несколько слов и лишь насладиться ее улыбкой. Гостей в комнате было немало, но недостаточно, чтобы создать видимость уединения, как бывает на особенно многолюдных вечерах. Там был лорд Брентфорд, а также Бонтины, и Баррингтон Эрл, и леди Гленкора Паллизер, и лорд Кантрип с молодой женой. Это, без сомнения, было собрание либералов, наполовину светское и наполовину политическое, – устроенное так, чтобы женщины чувствовали: им дозволено интересоваться политикой, а быть может, и оказывать на нее влияние. Позднее пришел и сам мистер Паллизер. Однако больше всего поразило Финеаса то, что среди гостей был Лоренс Фицгиббон, однако не было мистера Кеннеди. Касательно последнего наш герой был уверен: случись такой прием до замужества леди Лоры, мистер Кеннеди присутствовал бы непременно.

– Мне нужно поговорить с тобой, когда мы уйдем, – прошептал Финеас на ухо Фицгиббону. – Я оставлял тебе записки по всему городу.

– Надеюсь, это не дуэль, – ответил тот.

Как приятно было это собрание – или было бы, если бы в душе нашего героя не царил беспросветный мрак! Все беседовали так, будто между ними царили полное согласие и доверие. Его окружали увенчанные почестями мужчины – члены кабинета министров и прекрасные женщины – жены и дочери лучших семейств Англии. И Финеас Финн был среди них, был одним из них; Киллало казалось далеким воспоминанием. Как мог мистер Лоу говорить, будто он выбрал неправильный путь!

На софе рядом с ним, так близко, что их ступни почти соприкасались, сидела Вайолет Эффингем, и, когда Финеас, обсуждая какое-то из положений законопроекта с неутомимым политиком леди Гленкорой, склонился вперед, Вайолет заглянула ему в лицо и улыбнулась. О небо! Отчего они с лордом Чилтерном не могут просто бросить жребий: кому отправиться на следующие десять лет в Патагонию, а кому остаться в Лондоне и взять мисс Эффингем в жены?

– Если ты хочешь уходить, идем сейчас, – сказал ему Лоренс Фицгиббон, и Финеас, разумеется, принужден был откланяться, хотя леди Гленкора по-прежнему сыпала радикальными суждениями, а Вайолет Эффингем все так же обворожительно улыбалась.

Том 2

Глава 38

Дуэль

– Так и знал, что это дуэль. Ей-богу, знал, – заявил Лоренс Фицгиббон на углу Орчард-стрит и Оксфорд-стрит, выслушав историю Финеаса до половины. – Понял по твоему голосу, старина. Постараемся ее избежать: негоже допускать такое.

Финеасу было дозволено продолжать, и он наконец закончил свой рассказ.

– Тут уж никак не отвертишься. Никак, полагаю, – было заключение Лоренса.

К этому времени Финеас уже начал думать, что дуэль и правда лучший выход из положения. Да, скверный, но все же выход – и другого он не видел.

– Что до якобы бесчестного обращения с ним, это вздор! – продолжал Лоренс. – Коли барышня на одном женихе поставила крест, то что же, другому к ней и не подойти? Как тогда бедняжкам выходить замуж? Но, понимаешь, никто не хочет верить, что на нем поставлен крест, оттого он и думает, будто ты заступил ему дорогу. Вот что я тебе скажу: быть может, нам удастся провернуть все без огласки, разве только кто-нибудь из вас сглупит и попадет, куда не надо. Если ты недурно