От первого лица - Александр Николаевич Житинский

варежках, а войдя, ни на кого не посмотрел и не поздоровался. Наденька тут же принялась его раздевать, и к ней присоединилась Наташа, обмениваясь с подругой короткими фразами. Пирошников отошел к окну и, наблюдая за сценой, представил себя на месте мальчика вчера вечером, когда эти же две женщины укладывали его спать. Был очищен диван, причем дядюшка, его занимавший, вышел в коридор курить, а на диван постелили чистую простыню, положили подушку и одеяло. Мальчик все так же безучастно улегся в постель и прикрыл глаза.

— Толик... — позвала Наденька. — Хочешь чего-нибудь?

Толик не ответил, а Наденька пообещала ему чаю и скрылась из комнаты. Наташа подсела к Толику на диван и коснулась лба мальчика губами.

Владимир подошел ближе и, не зная, о чем бы спросить, поинтересовался, чем же болен мальчик.

— Температура,— сказала Наташа. — Но это все пройдет, ведь правда? — обратилась она уже к самому мальчику. — Скоро мы поправимся и будем играть в хоккей.

— Тети не играют в хоккей,— прошептал мальчик очень тихо.

— А вот и неправда! — заявила Наташа.— Некоторые тети играют. Например, я...

Она улыбнулась, радуясь тому, что Толик хоть что-то сказал, а он повернул лицо к стене, разглядывая фотографии. Вскоре он нашел среди них и свою (ту самую, которую отметил уже Пирошников) и спросил, зачем она здесь висит, на что Наташа отвечала, по- прежнему улыбаясь, что тетя Надя любит своих пациентов. Говоря это, она метнула лукавый взгляд на Пирошникова, отчего тот смутился и отошел.

Вернулись Наденька с чайником, из носика которого валил пар, и дядюшка, принесший из коридора чемоданчик Толика; был организован ужин, состоящий из колбасы, сыра, рыбных консервов и чая с булочками, причем дядюшка достал из своего чемодана бутылку водки, и все выпили за встречу и за здоровье больного мальчика. Сам же больной мальчик, выпив чай и приняв из рук Наденьки какую-то таблетку, отвернулся к стене, и тогда Наденька погасила верхний свет и зажгла старую лампу в железном круглом абажурчике, стоявшую на бюро, а потом предложила гостям переместиться на кухню.

Глава 8. РАЗГОВОР ЗА ЧАЕМ

Бывает иногда так: вдруг в момент самый заурядный скользнет взгляд твой сверху, как бы с неба, останавливая мгновенье, в котором различишь и себя среди других людей, такого же беспомощного и маленького, как они, и удивишься на секунду собственной своей нелепости, а также странности и неповторимости ситуации. В такой миг внезапно чувствуешь неостановимый поток жизни, который вот сейчас переборет твое усилие воли, и понесет дальше, и погонит, и не даст оглянуться или различить что-нибудь дальше пяти шагов. Тогда спросишь себя: где я? что со мною?— и засмеешься горько: да неужто здесь я? Но это продолжается так недолго, что никакие ответы не приходят,— да и к чему они?

Пирошникову вообще было свойственно такое отъединение от себя. Вот и сейчас в коридоре, следуя в кухню за дядюшкой и наблюдая его затылок,— за дядюшкой, который нес в одной руке начатую бутылку, а в другой — и весьма бережно — скумбрию натуральную в собственном соку,— наш молодой человек посмотрел на всю эту процессию откуда-то сверху, а посмотрев, изумился своему в ней участию. Люди, о которых вчера еще не имел он ни малейшего представления, теперь, за один день, стали единственными людьми, с которыми мог он говорить; произошло мгновенное замещение всего мира одной комнатой, одной квартирой и одной лестницей; и вот, вместо того что­бы волком выть и бросаться на стены, он несет преспокойненько сыр на блюдечке, а сзади следует незнакомая, но уже почти родная Наташа, напевая дешевую эстрадную песенку. Удивительно!

В кухне на своем сундуке сидела старушка Анна Кондратьевна, сидела и что-то вязала. Наденька спросила ее, не помешают ли они, на что бабка Нюра ответила: «Господь с тобой! кушайте себе на здоровье!» — и снова углубилась в вязанье. Компания расположилась за Наденькиным кухонным столиком, и ужин продолжился, а по мере опустошения бутылки завязался и разговор, который, совершенно естественно, пришел к проблеме Пирошникова, причем инициатором стал дядя Миша.

Что-то не давало ему успокоиться и принять вещи такими, какие они есть. Еще не уяснив себе окончательно, является ли наша лестница плодом больного воображения Пирошникова или существует как материальный объект, дядюшка решил и в том и в другом случае организовать комитет по спасению Пирошникова, отведя себе место председателя. Поэтому без обиняков, на какие дядя Миша решительно не был способен, выпив третью стопку, он приступил к делу.

— Так что же будем делать, Надюшка? — спросил он племянницу громко и твердо, желая, очевидно, гласности.

— В каком смысле, дядя Миша? — ответила Наденька, выигрывая время, ибо прекрасно поняла смысл дядюшкиного вопроса. Пирошников и Наташа выжидающе посмотрели на дядю, каждый со своим выражением: Пирошников, как обычно, иронически, а Наташа с серьезностью.

— А вот в его смысле,— сказал председатель, кивнув на Владимира.

— Мне кажется, дядя Миша прав,— вступила в разговор Наташа.— Нужно что-то делать. Ах, если бы вы видели себя вчера, простите, что я упоминаю об этом,— обратилась она к Пирошникову.— Но все здесь свои люди, поймите, что вы им небезразличны, тем более, при таких обстоятельствах... Может быть, для начала вызвать врача?

— Во! — утвердил дядя Миша, а Наденька грустно улыбнулась и сказала, что можно, конечно, вызвать и врача, но стоит ли?

— Я тебе, Надюша, удивляюсь,— сказал дядя.- Он тебе кто? Брат, сват? Чего ему здесь делать? Если мер не принять, он здесь черт знает насколько застрянет. А тебе хоть бы хны.

— Ну, он же не виноват,— вступилась за Пирошникова Наташа.

— А кто виноват? Я виноват, да? Или кто? — наседал дядюшка.

— Подождите,— сказала Наденька.— Можно, конечно, вызвать и врача, и милицию даже. Но зачем?

— Вот тебе и раз! — воскликнул дядя Миша, а Наташа умиротворяюще на него посмотрела и заметила, что не надо горячиться.

— Может, вы что-нибудь скажете, Володя? — спросила она.

Пирошников, до сей поры сидевший молча и ожидавший решения своей судьбы, встрепенулся, но сообразил, что никаких мер придумать не может, а потому решил повернуть вопрос другим боком.

— По-моему, нужно сначала разобраться, почему так случилось,— рассудительно проговорил он.— И уж, конечно, это я должен сделать сам. Пока я не знаю...

Наденька едва заметно кивнула головой, больше даже своим мыслям, чем словам Пирошникова, но дядюшка снова