Испытание огнем - Август Туманов

Рулевой. Книга 1. Испытание огнем

Глава 1: Неожиданная встреча

«Воздвигну град сей на крови земной, и будет он зерцалом для тех, кто живёт за гранью. Москов звать их станет, как пламя зовёт мотыльков, и придут они, дабы след свой в вечности оставить.»

Из рукописи, найденной первым отечественным диггером Игнатием Стеллецким в московских подземельях в октябре 1923 года, приписываемой Юрию Долгорукому.

Лето обволакивало всё вокруг своей тяжёлой, липкой жарой, пока я уверенно гнал фуру по трассе М5 в сторону Самары, чувствуя, как дорога под колёсами гудит, словно живая. Ехать было вполне терпимо - кондиционер работал исправно. Уфа осталась позади уже час назад, и теперь перед глазами раскинулись леса — тёмные, густые, с высокими старыми деревьями вдоль дороги, которые стояли стеной, будто охраняли что-то тайное.

В кабине было прохладно, слегка пахло пылью и солярой. Я приоткрыл окно, чтобы впустить ветер. Он сразу же обозначил своё присутствие, зашумев и загоняя внутрь кабины горячий воздух. Через пару минут рубашка начала липнуть к телу. Покрутив ручку стеклоподъемника, я закрыл окно.

Дискомфорт меня не пугал, работа дальнобойщика приучила ко многим неудобствам. Но если есть возможность ехать в приятной прохладе — почему бы ей не воспользоваться? В зеркале заднего вида что-то шевельнулось. Я обернулся — груз на месте, но воздух вдруг стал ледяным, будто на секунду открылась дверь в морозилку. Я потёр глаза. "Не выспался, чёрт возьми". Посмотрел на термометр — тот показывал плюс двадцать три. Такое ощущение, будто холод шёл не извне, а изнутри меня. «Скоро закрою ипотеку» — эта мысль грела сильнее солнца — двушка в Душино почти моя, два балкона, просторная кухня и Лена, моя Лена. Её должна обрадовать перспектива рассчитаться с банком, хотя теперь и не угадаешь.

Я вкалывал ради этой квартиры, развозя грузы через полстраны, ночуя в кабине, считая километры сотнями. С выплатами ускорялся как мог. Вместо прописанных в договоре пятнадцати осталась всего пара лет ежемесячных взносов, а может даже меньше. И тогда долг перед банком уйдёт в прошлое.

Начнётся спокойная жизнь, без этой постоянной гонки. Заведём ребёнка, а лучше двоих, Лена всегда мечтала о дочке, а я хотел сына, чтобы учить его жизни, как меня когда-то учил отец. Тут же в голове всплыли образы родителей — отца с его широкими плечами и громким смехом, мамы с её мягкими руками и тихой улыбкой.

От этих воспоминаний в груди закололо, но я только крепче сжал руль, потому что их тепло до сих пор со мной, как маяк в этой бесконечной дороге.

Отец был для меня всем, я его обожал, пацаном бегал за ним, как щенок, ловил каждое слово. Он учил меня жизни — не просто проживать день, а жить с умом, с душой, с какой-то внутренней силой, которая не гаснет. Он был геологом. Крепкий, с руками, загрубевшими от работы, с обветренным лицом. Каждый раз, когда он говорил о камнях, о горах, о походах, которые были для него не просто работой, а страстью, настоящей жизнью, в его глазах горел неподдельный азарт и восторг.

Помню, как он брал меня в лес за городом, показывал, как развести костёр, даже если дрова мокрые. «Терпение, Стас, пара нужных движений, и огонь тебе подчинится», — говорил он, и я старался, пыхтел, пока искры не вспыхивали, а он смотрел с улыбкой, от которой я чувствовал себя героем.

Учил ставить палатку так, чтобы ни ветер, ни дождь не добрались, объяснял, как читать следы — вот заяц пробежал, вот тут лиса кралась. Я слушал и гордился, что он делится со мной, своим сыном, доверяет мне знания, которые есть у него, как будто я уже взрослый.

Про камни он знал всё — особенно любил рассказывать о вулканическом стекле. «Оно хранит память о пламени, сынок, даже когда кажется холодным». А я смотрел на него, раскрыв рот, представляя себя рядом в экспедициях, среди скал, рек и ветра, который воет в ушах, как в его байках.

Дома у нас лежали его находки: небольшие куски кварца, белые и прозрачные, агаты с разноцветными прожилками, обломки гранита, тёмные и тяжёлые.

Иногда вечерами мы садились за стол, он раскладывал их на кухонном столе, покрытом старой клеёнкой, и рассказывал истории: этот с Урала, тот с Кавказа, а этот вообще из-под земли вылез, где вулканы когда-то полыхали.

Он был не просто отцом, он был учителем, другом, человеком, на которого я хотел быть похожим. Я мечтал стать таким, как он — сильным, знающим, таким, на кого можно положиться в любой передряге.

А потом он пропал, и всё рухнуло — мне было двенадцать, почти тринадцать, и тот день врезался в память, как гвоздь: он уехал в командировку за Урал, в какую-то глушь, обнял меня крепко, потрепал по голове и сказал: «Стас, ты маме помогай, я скоро вернусь».

Я кивнул, уверенный, что он не подведёт, он же всегда возвращался, с рюкзаком, с камнями на дне, и с улыбкой, от которой дома становилось светлее и уютнее.

Но в этот раз он не вернулся. Путь экспедиции проходил через какой-то заснеженный перевал, дикий и холодный, где ветер рвал палатки, а снег слепил глаза. Назад не вернулся никто. Все погибли — так нам сказали позже, когда я уже устал ждать у окна вместе с мамой, прижимаясь носом к холодному стеклу.

Говорили разное: и что их накрыла лавина, и что они попали в снежную бурю, и что было ещё что-то, чего никто так не понял. Некоторые тела так и не нашли, отца в том числе. Только рюкзак где-то внизу, в ущелье, с парой камней внутри. И эта тянущая душу неизвестность сидит во мне до сих пор, как заноза, которую не вытащить. Он был не из тех, кто сдаётся, и я держусь за эту мысль, как и за те его уроки, которые до сих пор помогают мне не потеряться в этой жизни.Однажды я спросил деда, почему папа ушёл. Он долго молчал, потом ответил, не глядя мне в глаза:— Потому что должен был.— А хотел? — спросил я.Дед выдохнул тяжело.— Иногда это не одно и