Потомок седьмой богини - Алессандра де Амальфи

Алессандра де Амальфи

Потомок седьмой богини

© Алессандра де Амальфи, 2025

© fcnjt art, иллюстрации, 2025

© ООО «Издательство АСТ», оформление, 2025

Глава 1

Миру пришел конец.

Земли покрылись пеплом, а небеса устали от потока освободившихся душ. Все выбились из сил; даже Гептагон, включавший в себя семь Верховных чародеев, оказался неспособен победить того, в ком пробудилась погребенная под грузом веков сила и вспыхнула жгучая ненависть ко всему живому.

– Я не… не оправдал надежд, – раздосадованно прошептал Холден. – Не сумел его остановить.

– Ты не мог знать, что… – начал кто-то, но конца фразы я не услышал. Одна из досок над головой оглушительно треснула, и я дернулся влево, пытаясь спастись от преждевременной гибели.

Но Холден понял, о чем речь.

– Как раз это-то и было мне известно.

Я бросил на чародея усталый взгляд, с трудом найдя силы на поворот головы. Его короткие волосы спутались и покрылись грязью, потеряв присущую им светлость, а искривленный нос, казалось, вот-вот взорвется от обилия льющейся крови: это означало, что ресурсы магии и тела на исходе. Мы держались за руки, собравшись вокруг сердца Ателлы – древнего Гримуара, книги заклинаний и свода правил по их использованию. Холдену пришлось поднять руку и потрясти ею, чтобы обнажить запястье.

– Видите эти отметки? – спросил он. На коже красовались буквы, расположенные в хаотичном порядке; как по мне, они не имели никакого смысла. – Первые буквы шести имен. Первой была Кьяра, затем отправилась Лорелея, но обе потерпели неудачу…

– Отправилась куда? – раздраженно бросила Томико, и я, вероятно, отчаявшись, с улыбкой подумал, что на повышенных тонах ее восточный говор звучал весьма забавно. – И зачем нужны письмена на теле?

– Следующей была ты, Томико, – горько продолжил Холден. Взгляд его едва сумел сфокусироваться на чародейке. – Потом Тристрам и Зария, а теперь я… И все мы вернулись ни с чем.

– Объяснись, – отрезала Кьяра.

Как и всегда, глава Гептагона была немногословна. Скупой эмоциональный багаж помогал ей в работе – весьма непросто столько веков управлять единственной в мире достойной чародейской школой, – однако делал ее совершенно невыносимым в общении человеком. Ученики одинаково боялись услышать от нее как замечания, так и похвалу, и на ее фоне даже я, прозванный худшим из учителей за всю историю Ателлы, казался приятным собеседником.

– Два года назад мы собирались здесь, когда король Солианских островов сообщил, что нуждается в чародее, помните? Он не мог справиться с виверной и просил помощи.

– И ты вызвался выполнить его просьбу, – задумчиво протянул Тристрам. Спрятавшееся за густыми кудрями лицо выглядело озадаченным. – Я помню, что спросил, зачем тебе это, но ты так и не смог дать внятного ответа.

– Потому что объяснять, что я вернулся в прошлое ради устранения невидимой на тот момент угрозы, не имело смысла.

Я нахмурился. Заклинание для искажения временно`го пространства было известно всем и практиковалось в том числе учениками шестого года обучения. Но об успешном опыте переноса разума в тело, отделенное от настоящего годами, слышать не приходилось. В Гримуаре ему отводилось целых три страницы, и я, как страстно заинтересованный в теории исследователь, знал его наизусть. Как знал и то, что даже у создателя ритуала бывали проблемы с его проведением.

– Хочешь сказать, мы сумели воспользоваться заклинанием Вуарре? – уточнил я. – Разве реальность не должна была расколоться, создав бесконечное множество миров, в которых каждый твой поступок менял бы предреченное будущее?

– Мой разум при перемещении остался цел, а мир, из которого я пришел, и так был обречен на гибель. Мне безразлично, сколько новых реальностей сформировал каждый из нас, отправляясь исправлять ошибки прошлого. Все они рано или поздно погибали в муках.

Глаза Лорелеи нервно бегали от окружающих ее чародеев к Гримуару и обратно. Она пыталась оставаться вежливой, дожидаясь очереди, чтобы вставить слово, – Кьяра не была ей чуткой и мягкой матерью, а потому воспитывала ее в строгости и собственное мнение не поощряла – но, услышав о неизбежной кончине, вспыхнула.

– И в каждой из них короля сводило с ума лишь случившееся с его женой? – Щеки раскраснелись, словно она обронила что-то до жути стыдное и неприличное. – Разве потеря любимой – достаточное основание для разрушения всего живого?

Если бы я не знал, что ее наивная душа тщательно оберегалась властным покровителем в лице председателя Гептагона, то решил бы, что замешательством Лорелея плохо прикрывала яростную ревность. В своем деле ей не было равных – белокурая чародейка мастерски владела иллюзиями и столь же умело учила им других, – но ощущение, будто я смотрел на ребенка, а не на одну из Верховных, никогда меня не покидало.

– Что бы мы ни делали, боги упорствуют, – с досадой покачал головой Холден. – Каждый из нас пытался расстроить свадьбу, но… раз за разом она искренне желает всю жизнь следовать за королем, а он мстит всему миру за ее гибель. Я множество раз проверял, не наложены ли на короля чары, но их намерения чисты и бескорыстны. Никакие провокации и лживые слухи не помогли. Я пытался. Мы пытались.

Я прочистил горло. Вопрос сидел там слишком долго, пока я осознавал нужду его задать.

– А почему… Почему остался лишь я?

Чародеи переглянулись, как будто ответ был очевиден. Зария гулко расхохоталась. Низкий тембр ее голоса был одной из причин, по которой она так много лет успешно прятала свою истинную суть. Привыкнув к пренебрежению к женскому полу на родине, она с самого детства примеряла на себя мужские роли: сначала – мальчишки-беспризорника, затем – талантливого чародея. Лишь став одной из Верховных, она перестала носить черную, как смоль, бороду и решилась сменить объемные брюки на изящные платья. Однако повадки, старательно отыгрываемые в течение многих лет, покидать ее не спешили.

– Ты серьезно? – вдруг спросила она, удивленно вытаращив на меня бездны глаз.

– Вполне.

– Ты ведь даже не явился на то собрание, – бросила Зария с укором. – Как не посещал и многие другие. Подвальные крысы да змеи, над которыми ты проводишь опыты, тебе куда дороже мира на поверхности.

На мгновение задумавшись, я пожал плечами. Мне нечего было противопоставить, а тратить силы на бесполезные споры в нашей ситуации – худшее из решений. С тех пор как получил полную власть над лабораторией в подземелье и освободился от нужды преподавать зельеварение, я выходил на солнечный свет, лишь чтобы отправиться на выполнение заказа. К тому же