Миттельшпиль - Шеннон Макгвайр

Шеннон Макгвайр

Миттельшпиль

Шону, который всегда знал, что однажды я приведу его в Невозможный город.

Спасибо, что верил в то, что я найду дорогу.

© 2019 by Seanan McGuire

© Олейник А., перевод на русский язык, 2023

. ООО «Эвербук», Издательство «Дом историй», 2025

© Макет, верстка. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2025

Книга VII

Конец

Говорят, нечетным числам – будь то в рождении, удаче или смерти – присуща некая божественность.

Уильям Шекспир «Виндзорские насмешницы»

Неважно, насколько красива ваша теория, неважно, насколько вы умны. Если она не согласуется с экспериментом, она неверна.[1]

Ричард Фейнман

Провал

Лента времени: опоздание в пять минут, тридцать секунд до конца света

Так много крови.

Роджер не знал, что в человеческом теле так много крови. Невозможная, нелепая, бессмысленная трата редкого и драгоценного ресурса, место которому – и это самое важное – внутри тела. Вся эта кровь должна быть внутри тела, которое ее породило, но она здесь, снаружи, и он тоже здесь, и все очень плохо.

Доджер все еще жива, несмотря на кровь, несмотря ни на что. Грудь поднимается и опадает короткими, едва различимыми рывками. Каждый вдох дается с явным усилием, но она продолжает бороться за следующий. Она еще дышит. Еще истекает кровью.

Но это скоро закончится. В теле Доджер в буквальном смысле не останется ни кровинки. И, когда она перестанет дышать, он перестанет дышать вместе с ней.

Если бы Доджер очнулась, она охотно сообщила бы ему, сколько именно ее крови разлито вокруг. Она оглядела бы весь этот хаос. За секунду вычислила бы площадь залитой поверхности и объем жидкости и выдала бы конкретное число с точностью до четверти унции. Ей бы казалось, что таким образом она его утешает, даже если бы это число означало «я тебя покидаю». Даже если бы оно означало «пути назад нет».

Даже если бы оно означало «прощай».

Может быть, себя она бы и правда утешила. Вычисления сказали бы правду, а большего Доджер никогда не просила. Он знает подходящие слова: обескровливание, кровотечение, гиповолемия, – но слова не поддерживают его так, как числа – Доджер. Никогда не поддерживали. Числа бесхитростны и послушны, надо только понимать правила, по которым они живут. Слова более коварны. Они изворачиваются, кусаются и требуют слишком много внимания. Чтобы изменить мир, ему нужно думать. Его сестра просто берет и меняет его.

Не без последствий. Именно так они и оказались здесь, по ту сторону садовой изгороди, в конце невероятной дороги, в конце всего. Они так и не добрались до Невозможного города и уже никогда не доберутся. Король кубков вновь побеждает.

Король кубков всегда побеждает. Любой, кто пытается утверждать обратное, – лжец.

Выстрелы снаружи становятся громче, но впечатляют меньше, чем он ожидал: как будто петарды взрываются внутри жестяной банки. Но петарды далеко не столь разрушительны. Тонкие стены становятся все тоньше. Пули выгрызают бетон, и люди, которые преследовали их на невероятной дороге, скоро окажутся внутри. Эрин не сможет сдерживать их вечно, как бы ни старалась.

Он смутно осознает, что и не хочет, чтобы она сдерживала их вечно. Если здесь все закончится для одного из них, пусть закончится для обоих. Пусть здесь все закончится раз и навсегда. Никто – даже он – не может идти по невероятной дороге в одиночку.

Он хватает Доджер за плечо, чувствуя, что она еще здесь, что она жива и реальна, и как можно осторожнее тормошит ее.

– Доджер. Эй, Додж. Эй. Ну же, очнись. Мне нужна твоя помощь. Нам нужно остановить кровотечение.

Ее глаза по-прежнему закрыты. Грудь вздымается и опадает, и с каждым разом дыхание становится все более поверхностным.

Так много крови.

Он знает много слов. Шок, летальный исход, чудовищно простая, чудовищно меткая смерть. Доджер снова оставляет его, на этот раз навсегда. Уходит. Уходит. Ушла.

– Не поступай так со мной.

Его собственные раны не так тяжелы. Единственная пуля попала в верхнюю часть бедра в самом начале боя. Она прошла навылет, не задев крупные артерии, и Доджер тогда была еще в силах помочь ему наложить жгут. Если ему как можно скорее не окажут надлежащую медицинскую помощь, он вполне может лишиться ноги. Но прямо сейчас он об этом почти не думает. Может, у него тоже шок. Может, он этого заслуживает.

– Ты не можешь уйти. Не можешь. Мы зашли слишком далеко. Слышишь? Ты не можешь уйти. Ты мне нужна.

Ее глаза закрыты. Так много крови.

Кое-что он все-таки может сделать. Возможно, это единственный вариант. Возможно, он с самого начала был единственным, и все шло именно к нему. Наверное, это провал, бегство обратно в сад, но ему плевать, потому что ее грудь едва вздымается, и крови так много, так много крови, и неважно, что он знает слова, все слова – для всего на свете. Числа забирают ее. Без нее он не может до них дотянуться.

– Я не справлюсь один. Прости. Я не справлюсь.

Он наклоняется к самому уху Доджер, касается губами его завитка. Волосы у нее липкие и гладкие от крови. Кровь пачкает его кожу, но он не пытается вытереть ее.

– Доджер, – шепчет он. – Не умирай. Это приказ. Это команда. Это требование. Делай что угодно, ломай что угодно, только не умирай. Это приказ. Это…

Это ее глаза – они открываются, зрачки сжаты в черную точку на серой радужке, как будто у нее серьезная передозировка опиатами. Это золотые искры на сером, яркие всполохи – Невозможный город пытается позвать ее домой. Он чувствует, как золото у него в костях откликается и тянется к золоту в Доджер, стремясь воссоединиться.

Это тишина – выстрелов больше не слышно. Они не смолкли постепенно, а просто прекратились, будто кто-то нашел, где у мира кнопка выключения звука.

Это мир становится белым.

Это конец.

Мы ошиблись мы ошиблись мы ошиблись мы ошиблись мы

В одном и том же самом обычном городе, на одной и той же самой обычной улице жили двое самых обычных ребятишек, чьи пути никогда не пересекались. Впрочем, в этом, к несчастью, не было ничего необычного: невидимая линия посреди квартала разбивала детей на тех,