Варяг II - Иван Ладыгин

Иван Ладыгин

Варяг II

Глава 1

Я уже стоял на отмели, по колено в воде, когда наш драккар ударился бортом о деревянный причал. Многие люди посмеялись над моей суетливостью, но мне было плевать. У меня все зудело от желания ступить ногой на родную землю. А Буян я считал таковым уже довольно-таки давно.

Воздух царапал легкие ледяными коготками. Он был густым, как бульон, который сварили из соленой волны, свежесрубленной сосны и едкого дыма очагов, что клубился над крышами, словно души усопших воинов.

Я взобрался на почерневший от времени и влаги причал и с глубоким вздохом впитал эту дикую симфонию.

Дерево под ногами скрипело и постанывало под тяжестью шагов. Крики чаек, пронзительные и жадные, сливались с грубыми окриками дружинников, рокотом волн о борта и гулом десятков голосов. Главный причал уже занимали драккар Сигурда и его мелкие ладьи- черные, угрюмые, как и их хозяин. Но к ним один за другим, словно морские вороны на пир, подходили меньшие, но крепкие суда вольных бондов. С севера, с юга, с западных фьордов. Остров стекался на тинг.

Высадка проходила под чутким взглядом воинов Бьёрна. Организованно, без суеты. Чувствовалась железная воля, наведшая порядок в этом кипящем котле.

И он сам появился как воплощение этой воли.

Бьёрн шел по причалу, и люди расступались перед ним, как вода перед форштевнем драккара. На нем были парадные доспехи из отличной кожи, отделанные бронзой. Медвежья шкура на могучих плечах делала его вид еще более грозным и суровым. На поясе у Веселого висел лишь боевой нож — символ власти здесь и сейчас, а не войны где-то там. Он был первым среди равных, конунгом, готовым к работе.

Его взгляд нашел мою фигуру. Твердые льдистые глаза смягчились на миг. Он приблизился и встретил меня, как старого друга — медвежьей хваткой и увесистым шлепком по плечу, от которого дрогнула бы крыша в моей новой кузне.

— Жив, Рюрик. И, я вижу, ты не прозябал без дела. — Второй хлопок едва не сбил меня с ног. — Рад видеть.

— И я рад вернуться, конунг.

Он кивнул и двинулся дальше, навстречу следующему прибывающему хёвдингу. Я видел, как люди встречали его: кто с искренней радостью, кто с подобострастием, кто с натянутой почтительностью. Он с каждым обменивался тем же фирменным рукопожатием, смотрел в глаза, бросал ободряющую фразу: «Рад видеть, Халльдор. Как дела в долине?», «Твой сын оправился от раны, Гуннар?». Это была идеальная демонстрация силы- сила контроля, доступности и памяти. Он знал всех и всё.

А мои парни уже растворились в толпе, их обнимали родственники, хлопали по плечам друзья. Эйвинд орал что-то, размахивая руками, рассказывая, наверное, небылицы о наших подвигах. Я же ловил на себе разные взгляды: от любопытных и уважительных до завистливых и враждебных.

Астрид уже спустилась с валуна. Она стояла с другими женщинами у длинного здания ткацкой мастерской. Платок съехал на ее плечи, и ветер играл прядями ее огненных волос. Каждый ее взгляд был глотком янтарного мёда в этой ледяной стуже.

Мой взгляд выхватил еще одну картину. К берегу причалила ладья с севера. Люди выносили на берег носилки, на которых лежал молодой воин, бледный, с затуманенным от боли взглядом. Рядом, опираясь на посох, шел седой, как лунь, хёвдинг. Он был стар, но еще крепок. Морщины трещинами змеились по его лицу. Но синие льдистые глаза еще не утратили воли к жизни. Его звали Ингвар, я слышал это имя. Он что-то говорил Бьёрну, и в его глазах горело ожидание защиты и помощи. Тончайший намек на истинную суть власти: не право приказывать, а долг оберегать.

К вечеру пиршественный зал Бьёрна напоминал гигантский, дымный чертог Вальгаллы. Воздух гудел от голосов, густел от пара горячей еды и дыма смолистых поленьев, пылающих в центральном очаге. Пламя отбрасывало пляшущие тени на резных зверей, украшавших столбы-подпорки и на лица собравшихся.

Столы ломились от яств: это грубый, но сытный пир для воинов. Целые туши баранины, запеченные до румяной корочки, гигантские лососи холодного копчения, темный, душистый хлеб, круги сыра, бочонки с ячменным элем и медовухой.

Бьёрн поднялся с своего высокого кресла. Разговор стих. Он поднял массивный, окованный серебром рог.

— Первый тост- за богов! За Одина, дарующего победу, и Тора, защищающего нас от великанов! Пусть внемлют они нашему тингу!

— За богов! — грохнул в ответ зал. Сотни глоток хлебнули крепкого меда.

— Второй- за предков! — снова прогремел голос Бьёрна. — За тех, чьи кости легли в эту землю, чья кровь дала нам право здесь стоять! Пусть их мудрость ведет нас!

— За предков!

Он сделал паузу, обводя зал взглядом.

— И третий- за мудрость! За мудрость закона, за мудрость слова, что прозвучат сегодня у камня! Пусть предстоящий тинг укрепит Буян, а не расколет его!

Тост был встречен чуть менее громко, но с одобрительным гулом. Многие кивали.

Затем Бьёрн жестом указал на меня.

— Все вы знаете или слышали о новом человеке в наших землях. О Рюрике. Бывшем трэлле, ставшим бондом по праву ума и крови, пролитой на стенах Гранборга. Теперь он сидит с нами у этого очага. Пусть его дела говорят за него громче любых слов!

На меня обрушилась волна взглядов. Оценивающих, любопытных, враждебных. Я просто кивнул. А что тут скажешь?

Прямо напротив меня, через дым очага, сидел Сигурд. Он хмуро поглядывал в мою сторону и изредка наклонялся к одному из своих людей, чтобы переброситься парой слов. Он явно что-то затевал.

Астрид, как член семьи конунга, вместе с другими женщинами помогала разливать напитки. Она двигалась между скамьями с грацией и достоинством. Она приблизилась к нашему столу. Сердце застучало чаще. Она налила эль в мой кубок. Наши пальцы ненадолго встретились. Ее прикосновение было мимолетным, как дуновение ветра, но оно обожгло кожу жарче любого пламени.

Никто, кроме нас, этого не заметил.

Она наклонилась чуть ближе, будто поправляла кубок, и ее шепот ласково коснулся моих ушей:

— Я клала на алтарь Фрейи свежий хлеб. Она благосклонна к тем, кто сеет, а не только жнет.

Я понял намек, и этого мимолетного контакта хватило, чтобы зарядить меня решимостью на все предстоящие битвы.

Когда пир достиг апогея, я заметил того самого старого хёвдинга, Ингвара. Он сидел в стороне, в тени, и не притрагивался