Англичанка г… - Андрей Готлибович Шопперт

известная в стране. А вот сам человек не пробивной, не умеет воспользоваться своим авторитетом и авторитетом Аньки. Нужно бы ему такого заместителя, как Иваницкий подобрать. Золото, а не человек. Так Сашке он и самому нужен. Сейчас в Англии… Позже об этом.

— Карл Иванович, а вы чего с ноги на ногу переминаетесь, вам чего волноваться, эвон какой шедевральный шедевр отгрохали. По этой больнице в будущем докторские диссертации будут защищать. Неоклассицизм барочный.

— Шутите, Александр Сергеевич, я только что узнал, что…

— Всё пропало, гипс снимают? — решил стучащего зубами Росси Сашка подбодрить. А тот оказывается не смотрел «Бриллиантовую руку». Эх, темнота лета не видел.

— Завтра сам Государь в Тулу прибывает и намерен наш центр посетить, — перешёл на свистящий шёпот старенький архитектор.

— Хрена се!

— Что простите, это на каком языке? — точно темнота.

— На великом и могучем. Но я только с губернатором разговаривал, и он мне ничего не сказал, вон с Пироговым говор… — Ага уже не разговаривает, а сюда оба два бегут. Началось в колхозе утро.

— Александр Сергеевич! Беда! — это Крузенштерн. Ну, вот, а Сашка его только хвалил за боевые ордена.

— Чего уж «Беда». Наоборот. Это такой хитрый рекламный ход со стороны Государя императора.

— Какой ход. Вы больны что ли, Александр Сергеевич, завтра сюда Государь приедет, а губерния совершенно не готова к приёму!

— Трава в зелёный цвет не покрашена?

— Вам всё шуточки, а тут император! Я срочно в Тулу!

— Стоять! Ой, извините, Ваше Превосходительство, нервы. Ничего за час не изменится. Перед смертью не надышишься. Зато у вас будет козырь в разговоре с Николаем Павловичем — вы были на открытии первого в Мире Пульмонологического центра, в строительстве которого принимали самое деятельное участие. — И это было правда. Чем мог, Крузенштерн помогал. Организовал подвоз материалов, организовал строительство кирпичного завода в Туле и расширение двух лесопилок. Без его помощи хрен бы за такое короткое время управились.

— Хм…

— Ну, открытие — это час, ничего за час не изменится, я вас на своей карете отправлю с шестеркой фризов. К утру будете в Туле. Всяко быстрее, чем если сейчас на вашей таратайке сорвётесь.

А слух в народ уже просочился. Народ стал в кучки сбиваться.

— Начинаем. Карл Иванович, командуйте.

Событие седьмое

Сколько злым людям не угождай, они всё-равно добрее не станут… Максимум, на что они способны — замаскироваться, нацепив овечью шкуру.

— Саш, что будет теперь? — Анька села перед креслом, на котором Кох с прожектом в руке сидел, на корточки и глазами своими жёлтыми его взгляд от бумаги перехватила.

— Ну, денег больше заработаем. Может тебе ещё один орден дадут. Да, нормально всё будет, чего вы все дёргаетесь? Он хороший человек. Не тем путём пошёл, и решил все один делать. Ну, ведь трудоголиком и хорошим человеком быть не перестал.

— Шутишь, он завтра здесь будет!

— Ань, ты его сколько? четыре раза видела? и ничего он тебе ни разу плохого не сделал, только награждал и хвалил. Что изменилось? Мы такое неподъёмное дело совершили. Мы его империю на весь мир прославили. Он целовать и обнимать тебя будет.

— Страшно. Я каждый раз тряслась, он глянет своими ледяными глазами, как глянет с небес откуда-то. Так всё обмирает внутри. Это же Государь! А тебе не страшно разве? — он вырвала у него листок с проектом строительства завода по производству уксуса из древесины. Давно пора было построить, да то одно, то другое.

Сашка притянул кикимору к себе и усадил на колени.

— Анька, мы с тобой взрослые люди. Старые почти. Тебе тридцать семь лет. Мы не нарушаем законов, не воруем. Мы чего тут только не понаделали. Ему понравится, и он тебя точно наградит. У тебя же нет настоящих орденов. Вот Станислава даст. Его за такую больницу не жалко.

— Саш, я же серьёзно. А тут ещё ты весною уезжаешь, тебе точно в эту Англию надо.

— М… Точно надо. Тебе не скажу. Нет не потому, что ты проболтаться можешь, а потому что за тебя опасаюсь.

— А почему мне с тобой нельзя? Всегда вместе ездили…

— Ань, не начинай. Я поеду в Англию с Уланом, его детьми и ещё сотней молодых калмыков. И поеду не я, а дархан Дондук. Ну и представь все мы калмыки и тут ты такая красивая. Вся маскировка коту под хвост.

— Саш, а если тебя там узнают? — Анька уселась ему на колени и ещё свои жёлтые глаза приблизила. Жуть. Жуть, как красиво. Сашка не удержался и в остренький носик её чмокнул.

— Ничего со мной не случится. Через полгода примерно вернёмся. А ты тут рули. Ну, люди помогут. Только с Ершова не слезай, если он за три месяца, как обещал пятую книгу про Конька-горбунка не напишет, выгони его с работы. И Пушкин, чтобы вторую часть Руслана и Людмилы закончил. Этих двух оболтусов нужно в ежовых рукавицах держать, лодыри.

— Ага, в ершовых рукавицах.

— А почему только калмыки? — встала уже Анька, но вопрос серьёзный задала. Сашка на него ответить, чтобы не разболтать весь план не мог. В очередной раз состроил скорбное лицо и развёл руками.

— Тайна. Надо так. Ань не начинай. Вернусь и если всё получится, то расскажу. Ты лучше иди как собиралась с Машкой платье перешивайте, вот если у тебя перед Государем оно расползётся, то это будет казус белли мне придётся его убить.

— Дурень. Но правильно. Пошла я. А то Ершов ругаться будет. Машку на весь день у него похитила.

А чего дело житейское. Приехал двенадцать лет назад молодой выпускник университета и начинающий поэт Ершов Пётр Павлович в Болоховское директором школы по приглашению баронессы Серёгиной и дархана Дондука, а тут Машка вся такая высокая и красивая… Ну и охомутала парня. Теперь трое детей у директора и… четыре полноценных сказки в стихах, где главным героем всё тот же волшебный конёк-Горбунок.

Так почему калмыки? А потому, что князь Болоховский, как и барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен решил объявить Англии войну. Точнее решил вмешаться в Крымскую войну, которую в Англии назовут Восточной.

Но чтобы объявить войну нужно быть правителем государства. Вот для этого и нужны калмыки. Запутанная история, но куда спешить — распутается. Главное