Судьба бастарда - Евгений Владимирович Панов

В один из дней, направляясь на прогулку, я заметил нечто странное – до меня доносились звуки музыки, которые хоть и прерывались, звучали с искренностью, напоминающей мне мои юношеские годы. Любопытство взяло верх, и я пошёл на звук и с облегчением узнал инструмент: утончённый облик и ровные чёрно-белые клавиши – это было не что иное, как рояль, только здесь он назывался иначе и выглядел чуть массивнее. Музыка прерывалась, потом возобновлялась, и то и дело Лиза сбивалась, сбрасывая руки с клавиш и расстроенно вздыхая.

«Ну и что у нас здесь…» – я тихонько хохотнул, глядя в щёлочку. Вдруг меня осенило: у меня здесь – как у настоящего «попаданца» – появился свой собственный рояль. Да, не в кустах, но что-то схожее! Не сдержав усмешку, я оставил Лизу и ушёл, решив, что однажды и сам попробую этот инструмент.

Несколько дней спустя я направился в музыкальный салон. Присев к инструменту, осторожно поднёс руки к клавишам, словно приветствуя давнего друга. И заиграл. Это был Шопен – нежная мелодия, изящная и сложная, будто сотканная из ностальгии и величественной тишины. Сначала я был немного неуверен, но вскоре, погрузившись в музыку, забыл обо всём вокруг. На миг я снова ощутил себя тем юношей, который с отличием закончил музыкальную школу.

Да, был в моей биографии и такой эпизод. Я рано остался без родителей и старался пореже показываться на глаза семье тётки, которая взяла меня на воспитание. Было время, когда я просто шлялся по дворам или с пацанами сидел в подъездах, когда на улице было холодно. Там, в этих самых подъездах, я научился вполне неплохо играть на гитаре и однажды моё бренчание услышал наш учитель музыки, которого у нас в школе все уважали. Уж не знаю, что ему удалось там расслышать, но он буквально за шкирку притащил меня в музыкальную школу. К сожалению, места остались только по классу фортепиано, и меня, не слушая мои горестные вздохи, туда и записали. И неожиданно мне это понравилось. Оказалось, что и слух у меня есть, и способности.

Погружённый в воспоминания, навеянные музыкой, я не заметил, как в дверях появилась Лиза. Она стояла, потрясённая, вслушиваясь в мелодию. Едва последние ноты растворились в воздухе, как я услышал позади её тихий шёпот:

– Что это было?

Я вздрогнул от неожиданности и обернулся. Она стояла поражённая и её и без того большие глаза стали совсем анимешными. Было видно, что она потрясена не только самой музыкой, но и тем, что эту прекрасную музыку играл тот, кого она ненавидела и презирала всей своей душой. На мгновение задумавшись, я ответил:

– Это… я сочинил. Когда прогуливался в парке.

– Но это… Это просто чудесно, – Лиза от восхищения не сразу подобрала слова. – Этого просто не может быть, но я сама, своими глазами это вижу и слышу своими ушами. Это просто чудо!

Лиза подошла ближе, её взгляд смягчился. Она не стала ни дразниться, ни спрашивать больше. С тех пор отношение Лизы ко мне начало постепенно меняться. Она словно увидела нечто новое, и со временем мы начали собираться в музыкальном салоне всё чаще.

Наши совместные встречи у инструмента стали маленькими праздниками. Лиза, пусть и сдержанно, но всё же проявляла ко мне тёплое отношение. Однажды она предложила сыграть в четыре руки. Мы уселись рядом, и я с удовольствием отметил, как смешно её рука путалась с моей на клавишах, и как иногда, смеясь, мы сбивались, создавая мелодию, похожую на дружеский диалог.

Так, через музыку, между нами возникло едва заметное понимание, тёплое, неявное, но крепнущее с каждым днём. И Лиза, казалось, наконец-то увидела во мне не просто чужака, а того, с кем можно было провести время, делая то, что оба любили.

Прошёл почти год с тех пор, как я начал обучение и погружение в новые жизненные реалии. За это время я успел не только освоить необходимые для своего возраста предметы, но и изучить больше, чем требовалось. Учитель, прибывший из столицы, был поражён моими способностями и вскоре пришёл в настоящий восторг от любознательности, рассудительности своего ученика и стремления узнать как можно больше.

Лиза же, несмотря на перемены в нашем общении, постепенно перестала отправлять отцу письма с жалобами на меня, однако и не писала ничего хорошего о моих успехах, и это настораживало герцога. Его мысли о сыне оставались неопределёнными. Он не знал, как тот справляется с учёбой, но опасался, что в письмах Лизы всё-таки была доля правды. Ему становилось всё тревожнее, и, отложив все дела, он решил навестить Эрвина, чтобы лично убедиться в его успехах.

Я узнал о его предстоящем визите от Алана, который, похлопав меня по плечу, прошептал:

– Готовься, парень. Завтра сам герцог приедет. Хочет проверить, как ты справляешься с учёбой. Ну и с Лизой заодно поговорить.

Я напрягся, не зная, что думает обо мне герцог, и не был уверен, что отец поверит моему учителю. Год занятий прошёл плодотворно, но я прекрасно понимал, что сестра не упустила возможности создать обо мне туман сомнений в глазах отца.

– Понял, спасибо, Алан, – коротко ответил я, слегка кивая.

На следующий день герцог прибыл, о чём возвестили звуки копыт лошадей и шум кортежа. Отец въехал на территорию имения с усталым и сосредоточенным лицом. Как только он сошёл с лошади, к нему подбежала Лиза и, стараясь скрыть своё волнение, сказала:

– Отец, добро пожаловать. Как я рада, что ты приехал. Я так волновалась за Эрвина, за нас обоих.

Герцог едва заметно кивнул, окинув дочь взглядом. Он лишь сказал:

– Дай мне немного времени, Лиза. Я хочу поговорить с учителем. Он должен рассказать мне, как идут дела у твоего брата.

Приказав Лизе подождать, он отправился в учебную комнату, где мы с Лизой по очереди изучали свои предметы. Несмотря на вроде бы нормализовавшиеся взаимоотношения, она предпочла учиться отдельно от меня. Учителя, впрочем, у нас с ней были одни и те же.

Учитель, пожилой мужчина с седыми волосами и добрыми глазами, встретил герцога с лёгким поклоном.

– Ваше сиятельство, – сказал он, приглашая герцога присесть.

Герцог сразу перешёл к делу:

– Скажите честно, как обстоят дела с обучением моего сына? Я получил от Лизы… неоднозначные сведения. Она прекратила писать о его неудачах, но и не сообщала ничего хорошего. Я надеюсь, что вы скажете мне