Гении неба - Ежи Радзивилл

Вот с этого-то маленького электронного устройства и начался сыр-бор.

А дело было так: я лежал, слушая свою любимую песню Эрвина Невилла «Everybody play to fooll», то и дело поправляя наушники, не желающие удерживаться на лишенной ушных раковин голове. Музыка напоминала мне о летнем Подмосковье образца 1991 года, о теплом августовском дожде, о ранчо на Проклятой Пустоши, жмущемся к стене заповедного леса, о странной, жестокой, грубой, неуютной, нереальной сейчас моей прежней жизни.

Как часто случалось, когда нахлынули вызванные кассетой воспоминания, музыка постепенно перестала восприниматься, она стала состоянием души, ностальгией по природе и уединению в ней, по простой, незамысловатой жизни в деревянном домике на краю галактики Номай, или, как ее называют на Земле, Млечный Путь.

И в привычном расслабленном мелькании нечетких образов Земли, вдруг, пугающе отчетливый, почти физически ощутимый, проступил, вытесняя их, никогда не виданный мною пейзаж: холмистая равнина (ржаво-фиолетовых тонов глина с полосами черного песка) под ногами, до самого горизонта. Багровое, как на Марсе после песчаной бури, безоблачное, дающее мягкий рассеянный свет небо, и на черте горизонта, разделяющей их, там было что — то, огромное, быстро приближающееся ко мне. Я подумал о том, что стремительно растущая желтая, сверкающая золотом черта может быть кораблем типа «Серебристый Призрак» и тут же убедился в своей неправоте — это было чем-то гораздо большим. Оно было действительно огромным. В этот момент со звонким щелчком сработала охранная программа Тари, и мое сознание расслоилось — я как бы раздвоился, вернувшись большей частью себя на Валькирию. Я ни за что не оторвал бы взгляда от стремительно летящего образования, но тот я, который стоял на краю холма, грустно улыбнулся теперь уже неведомым мыслям и опустил глаза вниз, сорвал одну из реденьких разлапистых багряных метелок и стал поигрывать хрупкой веточкой цвета заката, похожей на земные кораллы. И сказал, почти пропел, словно сквозь вату донесшиеся слова: «Дзи-з-заку умар-рлабранд»…

Тут же по ушам ударил электронный баритон транслятора Валькирии:

— «Город Сияющего Диска», а где это, капитан?

— Не знаю. Похоже, это какое-то странное крипто, — недоуменно сказал я. Наваждение пропало, я выключил на полуслове Эрвина Невилла и тряхнул головой. Прямо передо мной стояла Юри. В ее огромных глазах я увидел тревогу:

— Что это было? Это не крипто. Электронные наркотики, может быть?

Наваждение неожиданно глубоко затронуло мое сознание, изменило его. Я неожиданно понял, что она только притворяется потерявшей свои качества, и походя понял, и легко ее простил, и забыл, как несущественную мелочь, протянул руку и поглаживая черно-зеленые волосы, улыбнулся, видя, как моя рука оставляет сияющий золотой цвет на ее волосах, и сказал:

«Под сводом голубым есть город золотой

С высокими воротами и яркою звездой,

А в городе том сад, где травы и цветы,

Гуляют там животные невиданной красы…» —

в голове чересчур громко проревела слышимая только мне и Юри мыслесирена, заставив обоих поморщиться. Второй звонкий щелчок охранной программы дракона Тари отделил меня от странного, совсем не свойственного мне состояния вселенской мудрости и долготерпения. Я растерянно попытался вспомнить, откуда этот стих, который я только что читал, оторвал свою рассеянно замершую было руку от шевелюры девочки и нахмурился.

Несмотря на тревогу, Юри не могла не прыснуть от того выражения лица, которое в результате всего этого у меня получилось:

— Ох, капитан, с тобой не соскучишься! Да сделай лицо попроще, и люди сами к тебе потянутся. Ты это сам сочинил?

— Н-не знаю, — пробормотал я, — Кажется, нет.

— Не то важно, сам сочинил или не сам, — громыхнула Валькирия, — А то важно, что это было сказано красиво! Кажется, у капитана начал формироваться хороший вкус. Поздновато, но лучше, чем никогда. А это электронное видение я записала, — смущенно призналась капсула, — У меня в это время как раз опробовалась телепатоголовка шестнадцатого поколения, такая славная, такая умненькая, что просто прелесть!

— О чем это вы? — спросила Эва, — Я-то простая смертная и ничего не видела, только услышала эти красивые стихи. О каком городе он говорил?

— Сейчас, милочка, — проскрипела Валькирия, — Это новое программное обеспечение еще медленно работает. Да и неудивительно, я же пока что набросала его в самом общем, самом черновом варианте. Это скорей эскиз программы, а не программа, а тут сходу надо переводить мыслеобраз в объемную картинку для визора. Вот еще немного… Готово!

— Но это совсем не то! — в два голоса воскликнули мы с Юри, увидев в визоре тот же пейзаж, но без растительности и — главное — без летающего предмета.

Тут сразу произошло много событий.

В Валькирии на расстоянии вытянутой руки от меня возникла Светка, она двигалась как слепая вытянув руку в которой была длинная металлическая неприятная игла в другой руке она несла медный по виду диск от которого исходили волны слепящего радужного света. Моя сущность зарегистрировала агрессию и ударно ускорила личное биовремя. Все вокруг замерло, только мы со Светкой продолжали движение. Она развернулась, двинулась в мою сторону, вороненый металл неприятно блестел тончайшим острием. Я узнал это подлое устройство, ими оснащались Охотницы — это была одноразовая комбинация парализатора и микрогипердвигателя. Там мог быть еще и силовой кокон, если галаксмена собирались потрошить. В любом случае, даже с максимальным ускорением, у меня почти не осталось времени — как только игла опознает меня в качестве цели, я не смогу избавиться от нее. Тем временем застоявшиеся боевые программы раскручивались в моей голове все быстрее. Я позвал Валькирию, но капсула молчала. Юри, страшно скривив лицо, закатив глаза, медленно, как мед по стеклу, лилась на пол. Лицо Эвы медленно принимало недоуменное выражение. Откуда-то доносилось глухое, раскатистое львиное рычание. Наконец, я догадался позвать на подмогу Мечи Власти.

Казалось, что время не имеет для них никакого значения — словно я и не ускорялся в двадцать с лишним раз, льдисто мерцающие клинки скользнули теплыми рукоятями в мои ладони. Гакко проворчал:

«Не стоит ее касаться! Она сама по себе опасна не меньше своего дрянного оружия».

«Но мы не можем вечно от нее бегать!» — тут же возразил Женьтао.

— Дьявол и ад!!! Да откуда что взялось?! — взорвался я, — Ее же проверили по атому! Наизнанку вывернули, каждую клетку просмотрели!

— Теперь сам видишь, как много ухитрились просмотреть, — скаламбурил Гакко. Мы с Женьтао дружно вызверились на этого весельчака. Львиное рычание стихло, Юри наклонилась над полом под немыслимым углом.