Князь мертвецов - Илона Волынская

Оставшиеся в шкурах оборотни ответили на его слова издевательским воем и тявканьем.

– Это потому, что не могут в нашем мире проявиться полностью, – наставительно пояснил княжич Урусов. – Часть каждого из них всегда остается в другом мире.

– Это шо ж выходит: задница на службу пошла, а башка дома осталась? – с откровенной завистью воскликнул Вовчанский. – Ось бы и мне так!

– И почему полагают, что на службе голова не нужна? – фыркнул Урусов.

– Та то она у Вовчанского такая, вашбродь. Не шибко надобная… – заверили его, и оборотни снова разразились насмешливым рыком и тявканьем.

Ряды фоморов раздвинулись, и вперед, в брызгах соленой воды и белой пены с гривы водного коня, вылетел их предводитель.

– Большинство из нас и впрямь не может покинуть темный мир… – прошипел он, болтающаяся перед его лицом белая занавеска вздувалась и опадала. – С тех пор как нас изгнали туда, где ни света, ни тени, ни луны, ни солнца, где ничто не умирает, но ничего и не рождается! Но теперь твой сын, человек, – он вытянул руку и кончиком выметнувшегося прямиком из ладони туманного клинка указал на Меркулова, – открыл нам путь сюда, в страну, где нет Туат Да Даннан!

Митька? Причем тут Митька?

– Где мой сын? – звенящим от явной ярости и скрытого страха голосом выпалил Меркулов.

– Отправился к своей Кровной родичке Моране! Подох! Как пес, разом с грязными жидовскими тварями! – торжествующий крик донесся с ближайшей крыши. Мелькнул автоматонный плащ и широкополая шляпа а-ля Рокамболь.

Псы-оборотни возмущенно взвыли и дернулись было вслед промелькнувшей на крыше тени, но резкий медвежий рык заставил их замереть на месте.

– Мне жаль. – Голос предводителя фоморов, странный, не мужской и не женский, зазвучал также завораживающе мелодично, как у альва. – Крови Морриган не следовало вмешиваться: чтобы открыть проход, нам хватило бы вот его жизни, – свисающий ему на лицо край ткани мотнулся, когда он кивнул на альва, – и крови его родичей по матери. Но теперь мы сделаем все, чтобы смерть крови Морриган не была напрасной! Этот город и этот мир будет наш! – Из второй руки существа тоже выметнулся клинок, и оно пронзительно заверещало: – Gurth gothrimlye fo-moiri![46]

«Мертв… мертв… – Это слово перекатывалось в голове, как медный шар по тарелке. – Мой сын – мертв». Митьку убили. Считай, принесли в жертву. Чтобы пустить сюда вот этих тварей! Автоматон Аркадия Меркулова сорвался с места прежде, чем смолк крик предводителя. Оборотни ринулись за ним, а сверху из распахнутых окон снова загрохотали выстрелы.

Глава 61

Битва на границе миров

Между врагами, точно из пустоты, возникли двое. Хрупкий мальчишка в лохмотьях и потрепанном картузе сидел на корточках, прижимая испачканные ладошки к мостовой. А невысокий, но широкоплечий юноша в драной сорочке подбирался к фонарю на границе еврейского квартала.

– Что вам стоило еще чуток побеседовать – я уже почти добрался! – досадливо рявкнул юноша, одной рукой подхватывая своего мелкого спутника и отшвыривая его в сторону.

Мальчишка улетел с совершенно девчоночьим визгом, а сверху, как сокол на добычу, рухнула жуткая тварь с крыльями, подхватила его за шиворот и зашвырнула в ближайшее окно. Окно с той стороны немедленно захлопнули, зато распахнулось соседнее, и выстрелы грянули уже оттуда.

– Митька! – заорал Меркулов. – Живой!

В тот же миг фонарь, к которому подбирался Митя, снова вспыхнул. Похожие одновременно на огненные фонтаны и горящие клены, фонари полыхали по границам еврейского квартала.

– Ашшш! – Угольно-черная тень вытянулась по земле – и тень эта… шелестела!

Ее появление было… слышно! Рядом появилась вторая тень, а навстречу им по земле уже скользили тени-щупальца от других фонарей. Мгновение – и квартал замкнуло в черное кольцо. Внутри него играли сполохи багрово-фиолетовых огней и что-то шевелилось… Пыхнув, будто дым из трубы, взвился клок серого тумана…

– Aran’ya Indekhe![47] – Из кольца тьмы и сполохов с боевым кличем вылетел вооруженный копьем фомор с непомерно широкими плечами и головой.

– По маре не стрелять, она наша! – заорал Митя.

– Искренне ваша… – буркнула мара, падая сверху, и вгрызлась клыками в короткую шею фомора.

Тот с воплем закрутился на месте – мара висела у него на плечах. Но из черного кольца вместе с туманом валила новая фоморья толпа.

Поднятый на дыбы автоматон Меркулова-старшего завертелся на месте, орудуя раскрывшимися вместо передних копыт боевыми тесаками. Фрррр! – стремительный пируэт на задних ногах, широко разведенные лезвия рубили фоморов, как гребной винт речную воду. Во все стороны брызнула черная кровь.

– Бейте по тем частям, которые здесь! – Крик княжича Урусова перекрыл даже грохот схватки.

Из рук Йоэля вылетели ивовые лозы, пропитанные кровью из многочисленных порезов на теле альва, они оплели руки и ноги похожего на паука фомора, не позволяя соскальзывать в иной мир… Отчаянно вопя по-немецки, Ингвар принялся молотить пойманного фомора по голове гаечным ключом. Меч выпал из паучьих рук, Йоэль кинулся к зазвеневшему о булыжник клинку.

– Эк! – Над головой альва пронеслась стремительная тень, тот крутанулся на месте…

Громадный волк всем телом снес кинувшегося на Йоэля фомора и тут же завизжал пронзительно и жалобно, когда когти твари вошли ему под ребра.

Вшшших! Хлыст в руках княжича Урусова развернулся змеей и полоснул крест-накрест. Первый удар пришелся в пустоту, наполненную туманной мглой, зато второй вспорол плечевой доспех фомора, вырвав кусок кровоточащей плоти. Вторым ударом Урусов снес фомору голову.

У самых глаз стремительным росчерком мелькнул клинок – прыгнувший на Урусова фомор на миг завис, как наколотая на булавку бабочка. Подобранный Йоэлем тонкий, как спица, клинок вошел фомору точно в глаз. Взмахом гибкой «спицы» Йоэль стряхнул врага – клинок звучно свистнул. Свернул из ивовой лозы петлю и захлестнул шею следующего врага.

Оборотень вскочил своему противнику на грудь, и раззявленная пасть прихватила фоморью голову, разом сминая ее между зубами…

– Аррра! – Выскакивающие из озаренной сполохами пламени тьмы фоморы попадали в медвежьи объятия.

Потапенко сгребал их сразу по несколько и стискивал так, что слышен был непрерывный хруст костей.

Но из темного провала перли все новые и новые воины, а предводитель продолжал вопить:

– Ela sen! Ndengina ho![48]

Вылетевшее из провала чудище, больше всего напоминавшее старческую сморщенную голову с орлиными крыльями вместо ушей, ринулось на медведя сверху, скаля острые, как шилья, клыки…

– Эк! – Пожарный топор крутанулся в воздухе и вонзился твари прямиком в пасть.

Вопль твари был страшен. На миг, краткий, как половинка удара сердца, она застыла в воздухе… а потом начала осыпаться серым прахом и с воем исчезла.

Митя завертел топор вокруг себя. Его противник пустил волну изменений, уводя свою материальную половину в сторону и подставляя под удар колышущееся марево другого мира… Марево булькнуло, как болотная жижа, и его словно присыпало мелким черно-белым песком… Митя еще успел увидеть выражение безграничного изумления на уродливом лице фомора, прежде чем тот превратился в песчаный смерч и развеялся по ветру.

Митя ломился сквозь толпу фоморов. На него ринулись слева – он отмахнулся, острый крюк с другой стороны топорища завяз в мягком, чвякнуло, и топор тут же высвободился. До него попытались дотянуться длинным копьем, он рубанул по древку, но копье только спружинило, оказавшись крепче и обычного дерева, и… собственного хозяина. Потому что от угодившего точно в лоб лезвия тот рассыпался в прах. На Митю навалились с двух сторон. В тот же миг перед ним возник предводитель фоморов, и копыто его водяного коня лягнуло Митю в грудь – точно волной об скалу ударило! Дыхание перехватило, Митя согнулся пополам от лютой боли…

Воздух свистнул, рассеченный занесенным