Исключительное право Адель Фабер - Юлия Арниева

— Эстетика, мадам, плохо помогает, когда нужно срочно доставить груз или пересечь страну за два дня, а не за две недели, — парировал мистер Бакстер. — Практичность всегда будет превосходить пустую красоту.

— Практичность — это слово для торговцев, мистер Бакстер. Аристократы ценят традиции и благородство.

Риган, сидевший за рулем, сохранял стоическое выражение лица, но я видела, как едва заметно дрожат уголки его губ. Я же изо всех сил старалась не рассмеяться, глядя в окно на проплывающие мимо пейзажи.

К обеду мы остановились у придорожного трактира, который Риган выбрал заранее, зная, что там приличная кухня. Но и здесь мои спутники нашли повод для разногласий.

— Превосходный ростбиф! — с удовольствием произнес мистер Бакстер, отрезая солидный кусок мяса. — Простая, сытная и честная еда. То, что нужно для мужчины в дороге.

— Честная еда, — повторила мадам Мелва, с отвращением ковыряя вилкой в своем салате, — это когда соус для дичи готовят на бульоне из телячьих костей с добавлением мадеры, а не просто смешивают муку с водой и перцем. То, что подают здесь, — это не еда, а оскорбление для желудка.

— Зато это свежее мясо, а не те крошечные порции неизвестно чего, которые подают на ваших столичных приемах под витиеватыми названиями, — не сдавался мистер Бакстер. — После ваших ужинов всегда хочется зайти в нормальное место и поесть по-человечески.

— Если для вас «по-человечески» означает «много и жирно», то я начинаю понимать, почему в Амевере так мало людей с тонким вкусом, — поджала губы мадам Мелва.

Я молча ела свой суп, обмениваясь с Риганом быстрыми, полными веселья взглядами. Кажется, эта поездка действительно будет незабываемой. Он подмигнул мне, когда думал, что старики не видят, и я почувствовала, как по телу разливается тепло. Даже в этой абсурдной ситуации его присутствие рядом было для меня опорой.

К вечеру, когда мы, наконец, добрались до поместья, я чувствовала себя совершенно измотанной их бесконечными спорами. Но, увидев знакомые очертания дома, освещенного теплыми огнями, я поняла, что вернулась туда, где мне было по-настоящему хорошо.

Мой дом. Моя крепость. Мое убежище, которое теперь, увы, предстояло делить с двумя неугомонными спорщиками. Что ж, по крайней мере скучно точно не будет.

Глава 62

Жизнь в поместье вошла в странную, но на удивление стабильную колею. Дом словно разделился на два невидимых лагеря. Днем он был полем битвы, где сходились в яростных словесных баталиях мадам Мелва и мистер Бакстер, а вечерами превращался в тихую гавань, где я могла дышать свободно, гуляя по темным аллеям сада в компании Ригана.

Их утренние перепалки стали таким же неотъемлемым ритуалом, как кофе и свежие булочки от Марты. Я спускалась в столовую и заставала их уже там, восседающих друг напротив друга за большим столом, словно два монарха враждующих держав, готовых начать переговоры, которые неизбежно закончатся объявлением войны.

— Доброе утро, — говорила я, стараясь сохранять нейтралитет. — Прекрасный день, не правда ли?

— День был бы прекрасен, — начинал мистер Бакстер, с шумным хрустом разворачивая свежую газету, — если бы некоторые особы не считали, что новости следует поглощать в гробовой тишине, словно это не пища для ума, а траурная месса.

— Интеллектуальная работа, мистер Бакстер, — отвечала мадам Мелва, изящно отпивая чай из тонкой фарфоровой чашки, — требует сосредоточенности, а не варварского шуршания бумагой, которое мешает думать. В приличных домах газеты читают в кабинете, а не за завтраком.

— В приличных домах Амевера, мадам, — парировал он, не отрываясь от чтения, — люди ценят время и не тратят его на пустые церемонии. Многозадачность — признак живого и эффективного ума.

— Многозадачность — признак суетливости и отсутствия глубины, — поджимала губы свекровь. — Умение посвятить себя одному делу целиком — вот истинный признак аристократизма духа.

Я молча ела свой завтрак, обмениваясь с Риганом, который обычно присоединялся к нам чуть позже, быстрыми, едва заметными взглядами, полными сдерживаемого веселья. Он садился за стол, коротко кивал моим воинственным гостям и с невозмутимым видом приступал к еде, словно не замечая искр, летающих в воздухе. Его спокойствие действовало на меня умиротворяюще, было якорем в этом бушующем море сарказма.

Но именно вечера стали для меня настоящим спасением. Когда солнце садилось, окрашивая небо в нежные пастельные тона, а в доме зажигались лампы, я, кутаясь в теплую шаль, выходила в сад. И почти всегда находила там Ригана. Он словно чувствовал мое желание сбежать от суеты, ждал меня у старой беседки или просто прогуливался по дорожкам.

Наши прогулки стали ежедневной традицией. Мы говорили о делах — о подготовке лошадей к зимнему сезону, о новых контрактах с мсье Леваном, о планах по расширению виноградника. Риган оказался не только превосходным управляющим, но и проницательным стратегом. Его советы всегда были точны и дальновидны.

— Если мы сейчас закупим саженцы нового сорта из Норвегена, — говорил он, пока мы шли по шуршащей ковром из опавших листьев аллее, — то через пять лет сможем производить уникальное ледяное вино. Спрос на него в столице огромен, а конкурентов почти нет.

— Но это долгосрочное вложение, — сомневалась я. — Пять лет — большой срок.

— Любое серьезное дело требует времени, Адель, — мягко возражал он. — Вы же не ждали, что Ветер выиграет Кубок Короля на следующий день после своего рождения. Вы вложили в него столько труда и терпения! Здесь тот же принцип.

Постепенно наши разговоры становились все более личными. Мы говорили о книгах, о музыке, о странах, в которых мечтали побывать. Я рассказывала ему о своей прошлой жизни — не о том, как я попала в этот мир, конечно, а о работе, о борьбе за свое место в мужском мире бизнеса, о предательствах и разочарованиях. Он слушал внимательно, не перебивая, и в его глазах я видела не просто сочувствие, а глубокое понимание.

Он же, в свою очередь, изредка делился обрывками воспоминаний о своем прошлом. О суровом детстве в северных провинциях, о годах в армии, о дружбе, закаленной в боях. Он никогда не говорил о принце, о своей истинной роли, но я чувствовала, что за его сдержанностью скрывается история, полная потерь и опасностей.

Однажды вечером, когда мы стояли