Фантастика 2025-58 - Евгения Букреева

людях. А тут парня забили битами да ещё припахали пару бедуинов, чтобы те вывезли труп в чисто поле и там сожгли. Нет, чтобы бросить в первую попавшуюся сточную канаву, и пускай потом полиция отмывает его от говна, так нет же – для чего-то позаботились о таком варварском способе утилизации покойника. Неужели в бывшей банде Тавризи мог отыскаться такой отморозок?

– Бедуинов-то хоть взяли? Что они говорят?

– С них всё и началось. Будь они хитрей, отъехали бы подальше от дороги, и всё было бы шито-крыто, никто бы ничего не узнал, по крайней мере, пару-тройку дней. А тут в вечернее время люди из проезжающей машины увидели пламя и позвонили пожарникам, а те уже задержали бедуинов и вызвали полицию.

– Где сейчас эти простодушные сыновья пустыни?

– В обезьяннике. Следователи с ними уже общаются.

– Погнали в морг, а потом к бедуинам, – печально вздыхаю и защёлкиваю ремень безопасности. – Думал, сегодняшний день мирно закончится, и я отосплюсь в своей постельке, а оно вон как закрутилось…

От нашего полицейского управления до корпусов городского медицинского центра совсем недалеко, поэтому уже через полчаса мы спускаемся на лифте в цокольный этаж, где располагается морг – довольно чистенькое помещение со стенами, окрашенными весёлой салатной краской, и двумя сексапильными секретаршами – молоденькими девочками за компьютерами в офисе.

К нам выходит патологоанатом, с которым Лёха по долгу службы встречается довольно часто, и ни слова не говоря ведёт нас в комнату-холодильник. Я тут стараюсь появляться как можно реже, поэтому каждый раз с неподдельным интересом осматриваю помещение, очень напоминающее космический корабль из фантастического фильма – во всю стену тяжёлые металлические дверцы, за которыми мирно почивают пациенты сего скорбного места.

Пока мы топаем в холодильник, искоса поглядываю на патологоанатома и невольно прикидываю, что работка у него похлеще нашей: мы хотя бы в большинстве случаев имеем дело с живыми людьми, которые, правда, порой хуже покойников, а он – только с мертвецами, которых уже ни с кем не сравнишь. Тут волей-неволей станешь или циником, или… впрочем, кем он мог бы ещё стать, так и не успеваю придумать. А врач с усмешкой оглядывается на меня и ехидно интересуется у Лёхи:

– Новенький у вас? В обморок не грохнешься от вида трупешника? – потом протягивает мне руку и вежливо представляется: – Доктор Алхазов… Добро пожаловать!

Самое удивительное, что за время службы в израильской полиции я и в самом деле нечасто удостаивался чести посещать морг. Если и имел дело с покойниками, то чаще всего с виртуальными, то есть в виде протоколов осмотра или у самих тел на месте преступления, где они выглядели не такими печальными и беззащитными, как в морге. А с Лёхой доктор, как видно, старый приятель. Ничего не поделаешь, убойный отдел и его ближайшее окружение.

Распахнув дверцу одной из ячеек, доктор Алхазов вытягивает на поскрипывающих салазках длинный продолговатый мешок из весёлого серебристого пластика.

– Ну, ещё не страшно? – улыбается он и, чуть помедлив, расстегивает молнию на мешке.

Покойник – довольно крепкий мужичок с хорошо развитой мускулатурой – лежит, аккуратно сложив накачанные руки на животе. Сразу обращаю внимание на скорпиона, вытатуированного на бледной с рыжими волосками коже чуть выше правого локтя. Можно было бы и в самом деле подумать, что парнишка прилёг отдохнуть от трудов праведных, если бы голова и верхняя часть тела почти до самой груди не были измочалены в кашу из ошмётков плоти, переломанных костей и почти чёрных сгустков запекшейся крови.

– И теперь не страшно? – продолжает испытывать меня доктор.

– Здорово его отделали, – бормочу, не обращая на него внимания.

– Битами, – подсказывает патологоанатом, – хорошие бейсболисты попались.

– Почему вы решили, что битами, а не какими-то другими подручными вещами – металлическими трубами, например, палками или арматурой?

– Удары были сильные, – Алхазов перестаёт смеяться и деловито отвечает на мои вопросы, – видите, как кости перебиты? От труб, палок и прочего подсобного инструмента следы остались бы – щепки, ржавчина, краска. А тут чистенько и отпечатки специфические. Впрочем, сегодня его заберут в Абу-Кабир и там изучат более тщательно, но при поверхностном осмотре я ничего постороннего в ранах не обнаружил.

– Просто звери какие-то били, – подаёт голос Лёха, – сколько лет работаю в убойном, первый раз такое зверство встречаю.

– Вот и мне показалось, что с клиентом поработали заезжие гастролёры, – вздыхает доктор Алхазов, – помню, у нас в Дагестане однажды была такая же история…

Но что случилось у него на прежней родине, выслушивать не хочется. Получается, что моё мимолётно пришедшее на ум предположение о том, что местным бандитам было бы проще свести счёты с этим псевдо-Розенталем при помощи огнестрельного оружия или взрывчатки, находит своё подтверждение. Тут явно поработал заезжий мясник, который не боится вида крови, или – ещё одно предположение – у него не было возможности достать оружие. Но чтобы у нашего доморощенного киллера не было такой возможности?! Абсурд.

– На что вы ещё обратили внимание, доктор? – прерываю Алхазова, который, размахивая руками, вещает развесившему уши Лёхе историю какого-то жуткого преступления на Кавказе.

– Всё перед вами, – отвлекается от рассказа он, – единственное, мне показалось, что преступник бил битой достаточно профессионально. Видимо, у него уже был опыт, но ни о каких других подобных жертвах в наших палестинах я не слышал.

– То есть вы настаиваете, что поработал заезжий гастролёр?

– Это уже вам решать, а не мне. Покопайтесь в своих архивах… Ещё мне показалось, что жертва почти не сопротивлялась. Или нападение было внезапным, или жертва с нападающим была знакома.

– Почему вы так думаете?

– Посмотрите, все удары произведены в голову и в шею. Ни на руках, ни на теле нет синяков и ссадин, которые возникают, когда человек пытается защититься от ударов. Но это, повторяю, уточнят в институте судебной медицины… Вам хоть имя этого бедолаги известно?

– Пока нет, – мотает головой Лёха, – но мы работаем над этим…

Из морга мы выходим с громадным облегчением. Всё-таки не привыкшему к длительному созерцанию покойников человеку долго находиться в их бессловесной компании невозможно. Если доктор Алхазов был там в своей среде и мог позволить себе шутить или о чём-то занимательно рассказывать, то мы с Лёхой чувствовали жуткий дискомфорт и хотели лишь одного – поскорее выбраться на воздух. Хоть, по логике вещей, полицейский не должен реагировать на подобные ситуации, но ни у меня, ни у Штруделя иммунитет к таким картинкам до сих пор не выработался.

Уже сев в машину, мы некоторое время пытаемся переключиться на что-то другое, а в глазах по-прежнему стоит, вернее, лежит на больничных салазках, обнажённый труп с размочаленной в кашу головой.