Утро нового века - Владимир Владимирович Голубев

— проводил в её обществе всё своё свободное время, а она смотрела на меня восхищённо. Я чувствовал, что всё более и более люблю Асю, и это, положительно влияло на мою работоспособность, придавало мне всё новые и новые силы.

Перед страной стояли важнейшие задачи в управлении военным делом, экономикой и обществом. Я сделал для себя вывод, что мои планы передать управление государством в руки приказов были изначально несбыточными. Да, мы смогли вырваться вперёд в экономическом развитии, решить большинство военных проблем, даже общественные процессы получилось взять под контроль, но почивать на лаврах было явно не время. В любой момент ситуация могла измениться, мы ещё не закрепились на достигнутых позициях.

Население России было пусть и наибольшим в Европе, но пока явно недостаточным для наших огромных территорий. Экономика была ещё весьма слаба, ибо очень значительная часть крестьян всё ещё жила почти натуральным хозяйством, а ничуть не меньшая доля земледельцев пока налогов не платила вовсе, будучи переселенцами. Даже наша армия, будучи самой сильной в мире, всё ещё не могла уверенно защитить все необъятные границы царства.

Нужно было не останавливаться, двигаться вперёд, бежать, пока ещё была такая возможность. Конец XVIII — начало XIX века, наверное, один из последних моментов, когда определяющими чертами формирующихся наций по-прежнему являлось ещё исключительно подданство. Национальные государства только складывались, и почти всё было в наших руках. Пока ещё была возможность переделать многочисленные народы, входящие в империю, слить их воедино без больших сложностей.

Сейчас нас ещё связывала не общая вера — среди моих подданных, кроме православных, были и католики, и протестанты, и армяне, и мусульмане разных конфессий, и буддисты, и индуисты, даже зороастрийцы. Тем более что некоторые, из просвещённых европейцев, как они себя назвали, были атеистами и откровенно насмехались над любой религией. Не общий язык — многие считали русский архаичным и нелепым по сравнению с европейскими.

Пока нас удерживали вместе быстрое расширение нашей империи, рост нашего могущества, наши огромные просторы и практически неограниченные возможности. Людей словно засасывало в воронку гигантского водоворота, заставляя трудиться вместе, терпеть недостатки других, несовершенство законов и странность обычаев.

Жернова империи втягивали в себя пришлое население, перемалывали его, вылепливали из него русских. Особенно хорошо это получалось с молодёжью, имевшей в моём царстве просто невероятные перспективы, а уж дети, которые проходили через систему нашего образования, действительно, в данный момент самого передового в мире, выпускались из корпусов совершенно преданными России. Мы всемерно подстёгивали процессы такого народного объединения, ибо уже вскоре распространение империи, подобное нынешнему, станет положительно невозможным — и так слишком уж широко простиралось наше государство, значительно выйдя за пределы, которые я представлял в своей голове.

Уже скоро наступит время, когда под воздействием общественно-экономических процессов начнут складываться нации, сначала в Европе и Америке, затем по всему остальному миру. Если ничего не делать, то нас просто разорвёт на части национальными волнениями, слишком уж много разных языков и религий было на наших землях — от ирландцев-католиков до сингалов-индуистов[10]. Мы аккуратно перемешивали все народы, приводя их к единому, русскому, знаменателю.

Да, процесс был медленный, но уже даже сам Наполеон в частных разговорах называл себя русским, пусть пока только генералом. По рождению итальянец, точнее сказать корсиканец, он тем не менее воспитывался во Франции и принял французскую культуру со всей горячностью своей южной души, а теперь, генерала так же захватывала уже русская цивилизация. Мои агенты не видели вокруг него французов, он поддерживал дружеские отношения с русскими, с сербами, с немцами, но вот тяги к своим бывшим соотечественникам Бонапарт, очевидно, не испытывал.

Популярный военачальник, он довольно быстро становился русским, и так можно было говорить о большинстве бывших иностранцев, приезжающих в Россию, даже из числа образованного населения, а уж что говорить о крестьянах, которые просто молча растворялись среди народной массы, забывая обо всех проблемах, преследовавших их на былой Родине.

Поток иностранцев, желающих перейти в русское подданство, только рос, чему немало способствовали непрекращающиеся войны в Европе и Азии. Наши войска уже серьёзно были разбавлены иноземцами, желавшими служить в растущей армии-победительнице, где можно было сделать отличную карьеру. На сей раз массовой отставки в армии и флоте не было — не на фоне больших войн вокруг нас такие дела затевать. Хотя, конечно, без обычного увольнения из армии не обошлось — солдаты и офицеры, да и не только они, должны были видеть очевидную перспективу и в мирной жизни, да и ожидали все ставшего уже традиционным послевоенного награждения деньгами и землями. К тому же без такой дисциплинированной и активной основы нового населения осваивать просторы дальневосточных и американских земель было бы весьма сложно.

Напротив, армия и флот продолжали расти, хотя темпы увеличения численности и технического оснащения серьёзно снизились — экономика не давала нам забывать о себе. Я посчитал возможным нарастить в войсках долю иностранцев — слишком уж много бывших военных искали себе места в новом мире, и дарить их возможному противнику было опасным. Да и приём на службу немцев, французов, поляков, славян, турок и тому подобных снижал количество рекрутов, забираемых с русских земель, что позволяло увеличивать число переселенцев и промышленных рабочих из коренных жителей нашего царства, да и иностранный опыт в армии и флоте никогда не был лишним.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Нет, Вы меня не убедите, генерал! Мы, пруссаки — природные воины! Если бы Ваш Вейсман не перехитрил нас и не расстрелял у Нотеця нашу армию из пушек, то мы бы ударили в штыки и тогда… — заместитель командира инженерного батальона капитан фон Бойнен с таким азартом размахивал руками, что сбил со стола бутылку с лёгким дунайским рислингом, чем вызвал дружный хохот других офицеров.

— Хотите сказать, Герман, что ваши молодцы смогли бы победить моих «усачей»? — гренадерский полковник Пётр Багратион[11] с насмешкой округлил глаза.

— Ха! Да добрая половина Ваших гренадер сейчас уже из нас, из бранденбуржцев! — Фон Бойнен не успокаивался.

— Ну, положим, из нынешнего Бранденбурга, дай Бог, один из десяти! — засмеялся Багратион, — Из Восточной Пруссии, самое большое столько же!

— А поляки, силезцы, мекленбуржцы…

— Ну, Герман, душа моя, что это Вы их к своим-то причисляете? Ещё скажите, что голштинцы или саксонцы тоже из ваших будут! — вместе с полковником хохотали уже почти все офицеры, включая командира дивизии генерала Бонапарта.

Фон