Арбитр Пушкин - Сергей Александрович Богдашов

— Именно так.

— Тогда скажите прямо: кто для вас сегодня настоящий враг?

— Не враг, — поправил он меня. — Просто тот, кто хочет, чтобы мы были меньше, чем мы есть.

— Англия?

— Да.

— Или Австрия?

— Обе.

— А Россия?

— Для нас — пока гарант баланса.

Я немного помолчал.Такие слова стоят денег. Или, как минимум, соглашений.

— Тогда объясните, почему ваши люди так активно интересуются нашими технологиями? — спросил я, переходя к следующему вопросу. — В том числе теми, что связаны с Перлами.

— Это не политика. Это бизнес.

К моему удовлетворению князь понял, что я говорю о шпионе, оказавшемся в свите прусского посла.

— А разница?

— Разница в том, что бизнес можно купить. Политику — нет.

— Значит, вы хотите купить мои красители, чтобы через них купить доступ к чему-то большему?

— Нет, — покачал он головой. — Мы хотим показать своим друзьям, что можем выбирать. Не всё, конечно. Но хотя бы не покупать одно и то же у одного и того же поставщика.

— Любопытно, — кивнул я. — Но тогда почему не обратиться к французам? У них тоже свои красители. И технологии.

— Потому что Франция всё ещё не оправилась от Наполеона. А нам нужно спокойствие, а не очередная революция в модной рамке.

Мы долго говорили.

О нефти, которую прусские купцы пытались использовать вместо натуральных красок.

О новом заводе в Шлезвиге, который должен был освоить производство синтетического индиго.

О бумаге, которая должна была стать основой для новых книг, если бы не война цен на целлюлозу.

— Ваше Сиятельство, — сказал я, когда мы перешли к кофе. — Мне не нужны комплименты. Давайте договоримся сразу. Что вы получите от этой сделки?

— Развитие.

— Это красиво. Но не конкретно.

— Хорошо, — он вздохнул. — Получим возможность снизить зависимость от Лондона. И одновременно покажем Вене, что не собираемся её слушаться беспрекословно.

— То есть я для вас всего лишь рычаг?

— Как и мы для вас, — ответил он спокойно. — Такова дипломатия.

— А как же Россия? — добавил я, чуть погодя. — Неужели вы не боитесь, что мы станем слишком влиятельны?

— Боимся. Только вот вы — единственные, кто не требует ничего лишнего. Ни территорий. Ни долга. Ни постоянного давления. Вы предлагаете торговлю, а не зависимость. Это редко. И потому ценно.

— Что ж, пусть будет так, — согласился я. — Но учтите: если мы начнём работать вместе, я не позволю использовать наши технологии против тех, кем они были даны.

— Это предупреждение?

— Это условие. Если вы его нарушите, то не только потеряете поставки. Вы потеряете возможность быть частью чего-то нового.

Он кивнул. Понял. Или сделал вид, что понял. Что в политике почти одно и то же.

Когда мы закончили, он протянул мне документ.

— Вот наш первый заказ. Цена — как вы и просили.

— Только чуть выше, чем я рассчитывал, — заметил я, пробежавшись глазами по цифрам.

— Это не плата за красители. Это плата за выбор.

— Как скажете. Пусть будет выбор.

— Он уже сделан, — сказал Гарденберг, вставая из-за стола. — Теперь остаётся только наблюдать, куда он нас приведёт.

Выходя из канцелярии, я чувствовал, что сегодняшний день прошёл не зря.

Не потому, что продал что-то. А потому что услышал правду, которую обычно прячут за улыбками и верительными грамотами.

Катя ждала в карете.

— Ну что? — спросила она. — Заключили мир?

— Нет, — ответил я. — Просто выяснили, кто кому не враг.

— Это уже половина успеха, — улыбнулась она.

— Больше половины, — согласился я. — Это почти всё. По крайней мере мы говорили с открытыми забралами.

* * *

Испанский посол маркиз Мигель Эскивель прислал мне приглашение, предложив встречу в посольстве Испании. Сказать честно, очень хотелось его послать… куда-нибудь в Экстремадуру, но любопытство пересилило. Казалось, где я и где Испания? Что у нас может быть общего?

Оказывается, может. Интерес испанской короны к алюминию. Гордые испанцы, услышав от Франции, что у них в хранилищах появился новый ценный металл, почувствовали ущемление национальной гордости. Кстати, посол отменно владеет французским, что позволило нам общаться без переводчика.

— Алюминий у меня есть, но очень немного. Порядка ста пудов, — изобразил я сложный мыслительный процесс, ответив не сразу.

Кстати, у меня действительно лишь столько наберётся. Руки до него пока не доходили. Да и глину мне только начали свозить. Вот осенью, я бы и пару тысяч пудов легко смог потянуть.

— Но Франция у вас же больше купила?

— Да, но сами понимаете, алюминий — товар редкий и его получение стоит изрядных средств и усилий. Кстати, а каким образом вы собираетесь оплачивать интересующую вас партию? — сразу сбил я посла с обсуждения количества, переходя к более приземлённым вопросам.

— Разумеется, золотыми эскудо.

— Насколько я в курсе, содержание золота в них составляет восемьдесят семь процентов…

— Восемьдесят семь с половиной, — прервал меня посол, важно подняв вверх указательный палец.

— Допустим. У меня в слитках содержание металла девяносто семь процентов. При соотношении один к трём…

— А вот этот вопрос я хотел бы с вами обсудить, — наклонился маркиз над столом.

— Разве есть, что обсуждать? Я не вижу предмета.

— Соотношение. Я готов говорить про две части золота за долю алюминия.

— А-а… ну поговорите. Только, не со мной, — сказал я, поднимаясь из-за стола, — Забыл поинтересоваться, как здоровье вашего короля? Надеюсь, с ним всё в порядке?

— Сядьте, я не закончил. Сверх того, вам предлагаются виноградники в Андалусии.

— Не интересуют. Разве что о баранах можем поговорить.

— О баранах?

— Ну да. Коэффициент по металлам два с половиной и тысяча баранов с доставкой в Севастополь. Разумеется, речь идёт про самцов — мериносов, в возрасте от полутора до трёх лет. С документами, подтверждающими их породистость.

— Тысяча! Это очень много! К тому же, почему вы говорите про самцов. Скажу вам по секрету, одни самцы вам приплода не дадут, — попробовал пошутить маркиз.

Ладно, долго рассказывать не стану. Торговались мы ещё час, но всё-таки сошлись на предложенном мной соотношении и пяти