Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

— Так что мне там делать? Я сдала марксизм-ленинизм на «пятёрку», следующий экзамен у меня и вовсе автоматом…

— А родители, наверное, об этом и не знают, — усмехнулся я, отпивая кофе. — Думают, что их дочь всё сидит и сидит в библиотеке, готовится к экзаменам.

Если вареную докторскую колбасу я в первое время ел, аж глаза от удовольствия закатывая, а от натурального мороженого с ярким сливочным вкусом входил в экстаз, то с кофе здесь проблема. Единственный более-менее сносный растворимый кофе — это индийский в жестяной банке. За неимением других вариантов сойдёт, хотя сильно уступает тому изобилию кофейных напитков, что появятся в будущем.

Ячмень я пить ещё не додумался. Да, у нас его и дома нет, а цикорий — не сказать что так уж и доступен. Так что кофе в жестяной банке — это очень по-богатому.

Но разве же можно искать негатив в таком утре, когда рядом с тобой красивая девушка, а на толстом ломте небрежно порезанного батона изрядный слой отличного сливочного масла, непонятной жирности, но отчётливой вкусности. А на батоне том финская салями. Не завтрак, по советским меркам, а пир!

И целый день впереди. Прекрасно!

— Толя, я хотела с тобой поговорить, — нерешительно сказала Таня.

Я уже было настроился на разговор о нашем общем будущем, но Татьяна умела держать слово. Один раз мы договорились, и с того момента она ещё ни разу напрямую не сказала ни о свадьбе, ни о возможном нашем совместном будущем.

— Катька рассорилась с Витей. Он как с ума сошёл. Нервный весь, руку на неё поднял, — Таня прервала свой рассказ, возможно, ожидая моей реакции.

— Ты хочешь, чтобы я поговорил с Виктором? — спросил я. — Приструнить?

— Нет, нет! — поспешила сказать Таня, даже размахивая руками в отрицании. — Держись от него подальше! В том-то и дело. Он вообще… даже грозился тебя убить. Говорит, если какой-то Илья этого не сделает, то это он сам тебя…

— Ну же, глупышка, — сказал я, обнимая Таню. — Блин, сколько ещё будет таких Витьков, желающих меня убить!

— Что? А зачем тебя хотеть убить? — бросив причитания, серьёзным тоном спросила Таня. — Это из-за фарцы, что ты отказался работать с Витьком? Ты не думай, догадываются, или даже знают, об этом многие.

— Мало ли, — усмехнулся я, стараясь перевести разговор в более шутливую манеру.

На самом деле, если разобраться, то убить меня будут хотеть постоянно, если я вообще хоть что-нибудь буду делать, а не просто наслаждаться второй жизнью. И думать о том, как себя обезопасить, обязательно нужно.

— Я сама поговорю потом с Витьком, — значительно заявила Таня, наверняка намереваясь заработать реноме боевой подруги.

Тут она хватила через край.

— А вот этого делать не надо! — поспешил я погасить порыв Татьяны. — Вмешиваться в мои дела, с какими бы намерениями это ни делалось, не нужно.

— Как скажешь, — согласилась Таня, поджав губки.

— Ну что, отличница! Готова стать удовлетворительницей? — дожевав последний бутерброд, игриво спросил я.

— Как пионерка — всегда готова! — весело произнесла Таня и присела ко мне на колени.

* * *

Как таковой учёбы в ПТУ в июне уже не было. Учащиеся, правда, всё равно приходили: чтобы сдать зачёты по производству, на уборку территории (которая при этом всё равно оставалась такой же немытой-нечёсанной) на мытьё аудиторий.

Я мог и не являться на работу уже потому, что должен был получить в кассе Комитета по образованию подъёмные. Девяносто два рубля семьдесят четыре копейки, которые мне сейчас никак не помешают. Вроде бы, ходили слухи, что Романов, хозяин Ленинграда, пообещал какие-то доплаты от города тем молодым специалистам, которые пойдут работать в систему профтехобразования. Но это могли быть только слухи, чтобы завлечь молодежь в ПТУ на работу.

Я с досадой потрогал синяк — следы первого дежурства всё ещё красовались под глазом, несмотря на то, что я уже и касторкой мазал, и какую-то мазь лечебную, найденную хозяйственной Таней в нашей семейной аптечке, накладывал. Всё одно, последствия былых сражений были «на лицо».

— Вот вы где, — на входе в училище, будто меня и ждала, стояла Марьям Ашотовна.

— Здравствуйте, — нейтральным тоном поздоровался я.

— Объяснительную мне на стол! — потребовала завуч. — Вас вчера не было на рабочем месте. Второй день рабочий — и уже прогул. Понятно, какую птицу к нам занесло.

— Однажды… лебедь рак и щука… — сказал я и усмехнулся.

— Не поняла, — сказала Марьям Ашотовна. — Издеваетесь, молодой человек?

— Это я о том, что вы не знаете, какие распоряжения дает директор, и смею предположить, что и он не знает того, что требуете вы. Даже по закону у меня есть день, чтобы решить свои вопросы, взять подтверждение о трудоустройстве и поехать получить подъёмные, — нарочито спокойным голосом говорил я. — Но я, как ответственный сотрудник, был на рабочем месте, предотвратил преступление и ряд правонарушений, изъял алкоголь у проживающих в общежитии. И вот…

Я снял очки и показал свой бланш.

— Ужас… Вы еще и деретесь? А с виду воспитанный, — не совсем правильно расценила мои слова и вид завуч.

— Смею предположить, многоуважаемая Мариам Ашотовна, что если бы не я, сегодня прогремело бы училище во всех сводках, и здесь милиция временно поселилась бы, — деловито сообщил я.

Завуч несколько растерялась. Она-то с первого дня явно хотела взять в оборот молодого специалиста, чтобы показать, кто в доме хозяин. А тут, вроде бы как, напротив, еще и поощрять нужно.

А вот я этот момент терять не стал.

— Могу ли я вас спросить, Марьям Ашотовна, почему со вчера возле учебного заведения была такая грязь? Некому убрать? — решил и я пойти в атаку.

Контратака удалась.

— Дворник Петрович запил… Заболел… — растерянно сказала завуч, а потом встрепенулась и решила продолжать свои боевые действия. — С чего это вам я должна что-то объяснять? Это вы, молодой человек, мне должны.

— Кому я должен, всем прощаю! Если у вас есть претензии к моей работе, мы могли бы обсудить это в вашем кабинете — или в кабинете директора, — деловым тоном сказал я.

— Для того, чтобы обсуждать вашу работу, нужно что хоть что-то сделать, — сквозь