Галактический консул: Гребень волны. Гнездо феникса - Евгений Иванович Филенко

– Ну вот, – вздохнул Кратов, поднимаясь и натягивая свитер с плоддерской символикой. – Сейчас мне дадут по рогам. Выплеснут в рожу все, что думают о плоддерах вообще и обо мне как о типичном представителе этого племени убийц и лжецов.

– Нехорошо, – сказал Татор с осуждением. – И как вам такое в голову пришло?

– Вы знаете, Эл, – мрачно сказал Кратов. – Я и сам так думал о плоддерах, пока не угодил в Круг.

Как ни старайся избежать этого,

Но всякому приходится носить

Промокшие одежды,

Пока живешь

Под дождем…[15]

– О! – произнес Татор.

3

Предчувствия не обманули Кратова.

Вероятно, до его появления пуще других перепало Дилайту. Командор миссии, хотя внешне и сохранял самообладание, выглядел осунувшимся, бронзовое лицо его выцвело и посерело. Однако же, ни на полтона не изменив голоса, Дилайт предложил Кратову разместиться в свободном кресле возле стола.

– Жаль, что здесь нет страховочных ремней, – при – бавил он. – В некоторые моменты наших дружеских дискуссий они оказались бы весьма нелишни. Для всех дискутирующих сторон в равной мере.

Аксютин, бледный как полотно, хихикнул. Биссонет с негодованием передернул плечами, а сидевший между ними насупленный Вилга даже не моргнул и лишь сомнамбулическим движением плавно потянул себя за поникший ус.

– Коль скоро обсуждение перешло на личности, – продолжал Дилайт, – я счел невозможным его продолжение в ваше, коллега Кратов, отсутствие. По-моему, куда приятнее встречать упреки в лицо, нежели ловить их отголоски из-за угла. – Биссонет снова дернулся, но смолчал. – Поэтому отрешитесь от всего суетного и с честью воспримите все, что вам причитается. А затем найдите в себе силы ответить.

Кратов кивнул и поглядел на Биссонета. Он почему-то был уверен, что первым заговорит именно красавчик.

– И не надо меня лорнировать! – немедленно взорвался тот. – Да, я не понимаю! Как все мы, опытные и благоразумные люди, могли довериться подобному источнику информации?! Все эти могильники, дольмены…

– Существование «Горяевского могильника» сейчас не принято оспаривать, – пробурчал Элул. – И незачем валить все до кучи.

– Никто из ксенологов не видел никакого могильника воочию! – заорал Биссонет. – Есть только графии, которые могут изображать все что угодно! Поэтому никто не докажет мне, будто эти жалкие, примитивные Аафемт, отягощенные нелепыми культами, имеют наклонности к монументализму…

– Есть еще и образцы, – скучным голосом возразил Элул. – Например, «Горяевский манускрипт».

– Не сбивайте меня, Хаим! Кто-нибудь удосужился расшифровать этот опус до конца?! Да, я отлично понимаю, как вам – и не только вам! – хочется уверовать в могущественную культуру Аафемт, этих загадочных строителей циклопических громад и конструкторов реликтовой ЭМ-техники. Я великолепно понимаю, что вы тотчас же увенчали бы эту затурканную расу доселе невостребованной короной Археонов. Я прекрасно понимаю…

– Во имя Господа, зачем мне это надо? – равнодушно хмыкнул Элул.

– …Мы же как серьезные теоретики привыкли иметь дело с достоверной информацией, иначе все наши модели давно обратились бы в фикцию и нонсенс! Однако этого не происходит, и вы охотно прибегаете к нашей помощи. Вплоть до того, что вовлекаете в свои несуразные миссии. Потому что вы получаете от нас серьезную, фундаментальную поддержку, а не фантазии. Хороши мы были бы, возьмись мы за моделирование на основании одних лишь неумело сделанных графий да плоддерских побасенок!

– Послушайте, доктор Биссонет, – мягко сказал Дилайт. – Именно из того мы и исходили, что собранные нами данные вас не удовлетворят. Потому мы и обратились в ИОК с просьбой о вашем откомандировании на Уэркаф. Вам и вашим коллегам предоставлена редкостная возможность лично извлечь всю необходимую для полного и достоверного моделирования информацию прямо на месте. Поверьте моему опыту, земная ксенология никогда прежде не выходила на более интересный и обещающий контакт.

– Откуда вы это взяли?! – завопил Биссонет. – Мой опыт свидетельствует, что здесь рутина и скука, я таких контактов пропускаю через себя по два десятка в год!

– И в самом деле, – потупившись, сказал Вилга. – Я тоже не вижу здесь ничего экстраординарного. Зачем преувеличивать?

– Ну конечно, гуманоиды, – проговорил Аксютин задумчиво. – Да еще в нестандартных условиях. Здесь присутствует некоторая пища для размышлений. Однако придавать этому контакту черты эпохальности… – Он с сомнением покачал головой.

– Для того я и хочу разыскать «Кратовский дольмен», – сказал Дилайт. – Я убежден, что самый поверхностный осмотр его поколебал бы вашу предубежденность.

– Опять интуиция? – язвительно спросил Биссонет, намекая на какой-то неведомый Кратову эпизод обсуждения.

– Конечно, был бы дольмен – многое разъяснилось бы, – согласился Вилга.

– Но только без мистики! – воскликнул Биссонет. – Без «третьей силы», без ЭМ-техники.

– Не знаю, как насчет «третьей силы», – ревниво сказал Аксютин. – Однако умножать число сущностей сверх необходимого и впрямь ни к чему.

– Подите вы со своим Оккамом, – уныло сказал Элул. – Лично я исповедую иной принцип.

– Какой же? – полюбопытствовал Биссонет.

– Если тебя поразило громом – значит, ты грешен.

– Непонятно, – пожал плечами красавчик.

– Отнюдь, – сказал Аксютин, оживляясь. – Коли случилось чудо – докажи, что его сотворил не Бог. Правильно, Хаим?

– Тоже мне чудо, – фыркнул Вилга. – Обычная феноменологическая статистика…

Накал в разговоре с какого-то момента резко пошел на убыль. Казалось, о Кратове позабыли. Он сидел молча, отгороженный ото всех стеной отчуждения. Словно его тут и не было… Грозовая туча, раздутая от скрытой угрозы, покружила над его головой и, не разродясь ни единой каплей, канула прочь. Хотя и во многом благодаря громоотводу, роль которого отчего-то взял на себя пасмурный Элул. И Кратов не понимал, был ли он за то ему признателен. Либо же, наоборот, предпочел бы принять грозу на себя.

Он чувствовал, что нельзя ему сидеть здесь вот так, в стороне, если он хочет, чтобы когда-нибудь эти люди приняли его в свой круг как равного. Чтобы перестали говорить о нем в третьем лице, а обращались напрямик – с добрыми ли речами, с дурными ли. И не таили бы за стылыми масками брезгливость и страх.

Кратов даже попытался сделать усилие, перебороть самого себя. Проломить-таки эту проклятую стену, за которой сейчас малодушно отсиживался. Он открыл рот, чтобы потребовать обещанного ему ответного слова. Но не сумел извлечь ни звука из перехваченной глотки.

– …А ложногриб ему отвечает: «Да нет, какой-то дурак научил!» – заливаясь, рассказывал Аксютин.

По ту сторону стены отчуждения царило веселье.

4

– Зайдите ко мне, – сказал Хаим Элул, осторожно коснувшись коротким сильным пальцем переплетенных буквиц на кратовском свитере.

Кратов, погруженный в свои мысли, послушно двинулся за ним. Невнятно урча под нос игривый мотивчик, Элул проследовал в свою каюту, которую