Амина-кислота - Константин Владимирович Денисов

— А разве такое возможно? — удивлённо посмотрела на меня Маша.

— Ходят слухи, что вроде бы да, но здесь я думаю, дело не в этом, — сказал я.

— Ась? — не понял о чём мы дед, и озадаченно перевёл взгляд с меня на Машу и обратно.

— Вот что, уважаемый, — сказал я, есть у меня подозрение, что вас обманули. И дар до сих пор при вас, просто вы не можете им пользоваться. Но мы можем вам помочь вернуть его! По крайней мере, попробуем это сделать!

— Ась? — потрясённо сказал дед, и снова перевёл взгляд с меня на Машу и обратно.

— Агась! — улыбнулся я.

5. Узница

— Дед, зачем на тебя надели этот ошейник? — спросил я.

— Как зачем? — удивился дед, — чтобы никуда не убежал! Сказали, что взорвётся, если убегу.

— Да? — задумался я, потому что это вполне могло быть правдой. Мы же не знали всех возможностей этих ошейников. К тому же они могут быть разными и с разными функциями. Мне всё равно казалось, что здесь не всё чисто.

— Так почему же вас это должно было остановить, если вы всё равно хотите умереть? — удивилась Маша.

— Я не всегда хотел умереть, — вздохнул дед, — и как я уже говорил, я не хочу самоубиваться. Грех это! А если я сбегу, чтобы ошейник взорвался, так это самоубийство и будет. Мне нужно, чтобы это произошло естественным образом. Да и сбегать-то отсюда некуда!

— Скажи-ка, дед, а что произошло раньше, на тебя надели этот ошейник, или забрали дар? — спросил я.

— Почти одновременно! — сказал дед, — меня обманом усыпили, лишили чувств, а когда я очнулся, то был уже с этой штуковиной на шее. И Воланд сказал, что если я не буду ему служить, то он отберёт мой дар. Я служить ему отказался, ведь с какой стати-то, да? Да и думал, что невозможно дар отобрать… а он, в самом деле, отобрал! — и в глазах у деда блеснули слёзы.

— Ну, так что, попробуем дар вернуть? — спросил я.

— А чего же не попробовать? — тут же согласился дед, — терять мне всё равно нечего! Давайте, пробуйте! Что нужно делать? А если дар вернётся, то может я и Воланда грохнуть смогу! Это моя запасная мечта, после желания умереть.

— А вдруг что-то пойдёт не так? Вдруг не получится? — спросила Маша, внимательно на меня глядя, и, как будто желая мне что-то сказать.

Я понял, о чём она. Маша предлагала сначала расспросить деда до конца, а потом уже экспериментировать с ошейником, а то вдруг мы действительно чего-то не знаем, и дед в результате больше ничего не сможет нам рассказать?

— Только сначала давайте закончим наш разговор, — сказал я, — мы ещё не всё выяснили.

— Так спрашивайте! — равнодушно пожал плечами дед.

— Мы пока что не знаем, что такого ценного здесь находится, — сказал я, — что именно прячет Воланд?

— Не что, а кого! — сказал дед, — человека он здесь прячет!

— Человека? — удивился я, — так значит, вы здесь всё-таки не один сидите, в казематах-то этих, да?

— Теоретически не один, а практически один, — сказал дед, — нет от неё толку никакого!

— От неё? — ухватилась Маша за его слова.

— Ну да, от неё, — кивнул дед, — баба это… точнее, девица. Но она почитай, что труп. Ни бе, ни ме, ни кукареку!

— Мёртвая, что ли? — Маша приложила ладошку ко рту.

— Да нет, живая… — вздохнул дед, — вон, ведро из-под неё выносил. Раз гадит, значит живая. Закон жизни! — и он поднял указательный палец вверх.

— В коме, что ли? — предположил я, хотя с трудом представлял себе содержание человека в таком состоянии в этих казематах.

— Ну, можно и так сказать, — кивнул дед, — в коме. В постоянной отключке, короче. Как хотите, называйте.

— И зачем же Воланд её здесь держит? — спросил я.

— А вот этого никто не знает, — понизив голос, видимо, по привычке при обсуждении этой табуированной темы, сказал дед, — по крайней мере, я так думаю. Никто не знает, но для Воланда она очень важна почему-то. Так важна, что он может убить любого, кто хоть спрашивать об этом будет… эх, раньше еду сюда носила одна женщина хорошая… поварихой работала там, у Воланда. Так вот с ней можно было при случае немного поговорить, новости какие-нибудь узнать. Но потом пропала она, теперь другая ходит, да ещё и с охранником в капюшоне. Теперь не поговоришь вообще. Что интересно с той стало? — и дед задумался, видимо, вспоминая ту женщину.

— И как же она существует в бессознательном состоянии? Там что, медицинское оборудование, капельницы какие-то установлены? — спросил я, — человек ведь без специального ухода в коме долго не может находиться!

— Иди ты! — махнул на меня рукой старик, — распята голышом цепями на каменной стене! Вот и всё медицинское оборудование. Внизу ставлю ведро, чтобы то, что из неё выходит, выносить можно было. И кормлю один раз в день кашкой с ложечки. Вот и весь медицинский уход. Кашку она проглатывает, это фактически единственное, что может делать.

— Охренеть! — сказал я потрясённо, — если она ему так важна, то зачем же он с ней так поступает?

— Это у него надо спросить, — серьёзно сказал старик, — я, что могу, для неё делаю. Сначала жалко было девку, аж сердце каждый раз сжималось, когда её видел. Но потом привык, и теперь уже она для меня как часть жизни. Рутинная обязанность по уходу.

— А почему именно вас приставили за ней ухаживать, а не женщину какую-нибудь? — спросила Маша, которую видно тревожил сам факт, что беззащитная девушка находится под присмотром мужчины.

— Это же не просто присмотр, это же и для меня наказание за непокорность, — сказал дед, — тут же никто не думал сделать так, чтобы было как лучше. Тут наоборот. И меня наказали, и её тоже за что-то