Сделай сам 4 - Константин Николаевич Буланов

потерять лицо и международный авторитет. Вот и пришлось мне устранить один из камней преткновения, дабы не довести ситуацию до Русско-Британской войны, что могла вовсе вылиться в очередной завоевательный поход всей Западной Европы против России.

Потом мы вдобавок сняли свои претензии на Афганистан, остались при своих в Китае и договорились-таки по новому разграничению сфер влияния в Персии сильно в нашу пользу. Теперь былая центральная буферная зона между «русским» севером и «английским» югом отходила в зону интересов исключительно Санкт-Петербурга.

Эх, узнай британцы, что именно в ней располагаются все крупнейшие нефтяные поля, наверное, все пальцы бы себе отгрызли с горя. Те самые, которыми удерживали перьевые ручки, подписывая соответствующие договора.

А вот отдавать даже парочку своих дредноутов нам в аренду островитяне отказались наотрез. Типа самим мало! Особенно на фоне рванувшей вперёд германской кораблестроительной программы, что получила второе или даже третье дыхание после прихода к власти нового кайзера — действующего военно-морского офицера.

На наше счастье Адальберт Прусский прислушался к словам жадных до новых капитальных кораблей адмиралов и в ущерб подготовке армии к войне, продавил выделение ещё больших средств на скорейшую постройку очередных линкоров с крейсерами.

Как результат, все 4 сверхдредноута типа «Байерн»[1] с 380-мм орудиями главного калибра уже вошли в строй Кайзерлихмарине[2], а на верфях активно достраивали 7 мощнейших линейных крейсеров, которые по своей броневой защите и вооружению, не говоря уже о скорости хода, превосходили две трети британских дредноутов. На что уже британцы со своей стороны ответили закладкой четырёх стальных гигантов типа «Худ»[3], полным водоизмещением под 46 тысяч тонн каждый, что на четверть превосходило размерность лучших из ныне строящихся немецких кораблей.

А это, как я полагал, означало лишь одно — грядущие морские баталии между немцами и англичанами обещали стать куда более грандиозными, нежели имели место в знакомой мне истории ПМВ. Вдобавок именно это позволило мне в своё время на пальцах разъяснить Михаилу, что мы в дредноутной гонке уже совершенно точно ни за кем не угонимся. Потому не стоит даже и стараться больше.

Учитывая то, с каким скрипом нам вышло достроить хотя бы первую пару своих «Измаилов»[4], и с какими трудностями достраивали вторую пару, регент внял моим словам и зарубил на корню закладку новых отечественных линкоров, которые обещали вовсе разорить страну. Правда, нам с папа́ пришлось за это раскошелиться неслабо вновь и обеспечить работой освободившиеся стапели крупнейших отечественных верфей на Балтике.

— Кстати, отец, а ты не думал подсказать Лёшке попробовать себя в политике? — наскоро ознакомившись с текстом статьи, я убедился, что она полностью соответствует моим предположениям и решил поинтересоваться о нашем возможном семейном участии в направлении страны к светлому будущему.

— А сам чего не пойдёшь? — вот вроде евреев в роду у нас не наблюдалось, а встречные вопросы на свои вопросы мне доводилось слышать от папа́ отнюдь нередко.

— Так некогда! — непритворно возмутился я. — Сам ведь знаешь, что у меня проектов разной техники — вагон и маленькая тележка! Особенно сейчас, когда мы, наконец, довели до ума наш новый двигатель!

Как все уже, наверное, могли понять, я являлся адептом унификации. Потому в преддверии войны, помимо создания техники на имеющихся серийных агрегатах, также сосредоточился сам и сосредоточил собранных в единую группу со всего мира всех наших инженеров-двигателистов на создании аналога американского мотора Либерти L-12 времен ПМВ. Тот самый Либерти, который впоследствии в СССР производился под наименованием М-5.

Почему я сравнивал наш проект именно с ним, а не с более достойным по всем параметрам М-17, к примеру? Производственная-то база у них была относительно схожа. Не одинакова, но схожа! Можно сказать — одного поколения изделия.

Да потому, что мотор М-17, являвшийся советской копией немецкого BMW-VI, создавался именно что авиационными инженерами-двигателистами! А среди нас таких специалистов не наблюдалось вовсе. Тогда как Либерти спроектировали «автомобилисты» по знакомым им «стандартам и законам конструирования». Потому и нам куда сподручней было создать аналог именно американского стального сердца.

Сердца, что ставили и на разведчики, и на бомбардировщики, и на торпедоносцы, и на истребители, и на танки, и на торпедные катера, и даже на рекордные автомобили. Везде, короче говоря, пихали их огромными количествами!

Пусть не столь высотный, как М-17 и, чего уж там, не столь надёжный, он был нам куда более доступен в плане организации его массового производства на уже имеющейся базе станков. Допуски, размерности и материалы были более-менее знакомы нашим рабочим, что также имело огромное значение.

Правда, размерности оригинального L-12 я не помнил совершенно, как и вовсе не знал какие-либо особенности его конструкции. Потому получившийся у нас мотор назвать его полноценной копией нельзя было ни в коем разе. Наш новый двигатель являлся именно что нашим уникальным изделием, созданным по мотивам Либерти. И никак иначе!

Наверное, именно поэтому он вышел у нас мощностью не в 400 лошадиных сил, которыми мог похвастать L-12, а почти в 470! И то подобное ограничение вынужденно возникло из-за имеющихся станков по расточке гильз цилиндров. Мы просто не могли себе позволить изготавливать подобные детали ещё больших размеров. Ну и мои определённые познания, видимо, тоже сыграли свою роль.

Ведь что я вообще помнил про этого древнего ветерана, а именно про Либерти? То, что он работал в равных долях на авиационном бензине и матерной ругани механиков. Очень, очень склонным к детонации топлива был этот созданный на скорую руку мотор.

А что такое детонация топлива? А это — неравномерное и несвоевременное сгорание топливовоздушной смеси в цилиндрах. Стало быть, накосячили американские инженеры, как при проектировании системы опережения зажигания, так и при расчёте формы дна головки поршня — там банально не происходило должное завихрение смеси, отчего мотор не только не добирал мощности, но также постоянно постреливал выхлопными газами, плюс трудно запускался и нередко глох. Особенно часто с ним это всё происходило, если руки у механиков росли отнюдь не из плеч.

А где их было взять-то в товарных количествах — этих умелых механиков? Да нигде! Приходилось учить чуть ли не на месте. Потому и двигатели часто выкидывали разные фортеля, добавляя седых волос и лётчикам, и танкистам. Что мы также постарались учесть в полной мере при создании своего «шедевра».

— Так и у Лёшки дел невпроворот! — привёл свой главный аргумент папа́. — Забыл что ли, кто сейчас постоянно мотается между столицей, Баку и Харьковом? Три достраивающихся ГЭС здесь! Ещё один огромный городской жилой район