Конфедерат. Имперские игры. Война теней - Владимир Поляков

имеющиеся у него пулемёты. А уж из такого оружия, да по коннице, да по азиатской – любо-дорого поглядеть. Стрекотание «адских кофемолок», стригущих врагов, словно цирюльник особо заросшего клиента. Крики, замешательство, месиво на месте первых рядов, взбесившиеся от страха лошади и попытка части кокандцев развернуть коней и умчаться обратно. Последовавшая после всего этого сумятица и… продолжающаяся стрельба. К пулемётам присоединились винтовочные залпы. Залпы опять же из новых винтовок, что выпускались по предоставленной Американской империи лицензии. Пока такого оружия было немного, но в Туркестан монаршею волей отправили всё лучшее, без изъяна. Спорить с государем-императором желающих не было.

К моменту, когда остатки кокандской кавалерии стали разбегаться куда глаза глядят, генерал отдал приказ казакам пуститься вдогон. Не с целью захватить пленников – этого добра можно и нужно было найти среди раненых и придавленных лошадьми, – а просто дабы поубавить число кокандцев и внушить ещё больший ужас тем, кто всё-таки сумеет оторваться, тем самым спасаясь от кажущейся неминуемой смерти.

Потери, потери… Пусть без малого три тысячи трупов и несколько сотен пленных казались числом немалым, но при сравнении данного числа с тем, что ещё оставалось у Алимкула Хасанбий-угли, оценка заметно менялась. Хотя почти полное отсутствие потерь среди собственных подчинённых Черняева порадовало. Пяток убитых и полтора десятка раненых – с таким соотношением потерь воевать было не просто можно, но и крайне рекомендовалось.

А ещё требовалось продолжать марш на Ташкент, но не изнуряя солдат, а будучи готовыми к отражению очередного нападения. Хорошо, что боеприпасов к чрезвычайно прожорливым пулемётам – и к новым винтовкам тоже – было припасено в количестве, достаточном для пары десятков таких боёв, как недавний. Военный губернатор Туркестана учился на собственном опыте, хорошо помня, как быстро, словно снег под лучами яркого весеннего солнца, таяли патроны тогда, при штурме Чимкента. Урок был усвоен, а потому в ответ на недоумение или даже попытки иронизировать Черняев отправлял сомневающихся и шутников… аккурат к тем своим офицерам, которые не просто участвовали во взятии Чимкента, а видели, как споро и с каким огромным аппетитом пожирают патроны «адские кофемолки».

Атака кое-что узнавшего о тебе противника – это в какой-то степени сложнее. На европейских театрах военных действий. Зато тут, в Азии, очень много зависело от морали. Это было в войнах с Турцией, когда наносимый османами первый удар мог быть потрясающе силён – хоть и опирался на тотальное превосходство в числе – но стоило его выдержать, этот таранный напор резко снижался и чуть ли не становился близким к нулю. В противостоянии с Персией… похожая ситуация, только ещё более усиленная верой в судьбу и отсутствием в персидских войсках совсем уж озверелых орд, подобных янычарам и их духовным наследникам. Ну а тут, в песках Средней Азии, оказалось и того легче.

Перепуганные новым оружием «неверных» и понесшие ошеломляющие потери кокандцы быстро разнесли пугающие новости среди той части войска, которая ещё не столкнулась с войсками Черняева. Именно поэтому, когда русский корпус подошёл к Ташкенту, встречающие его на подготовленных позициях войска Алимкула Хасанбий-угли не чувствовали себя очень уж уверенно. Хотя следовало отметить, что позиции оказались подобранными грамотно, на каналах Салар и Дерхан, что протекали неподалёку от границ города и вместе с тем являлись неплохим препятствием для кавалерии. Той самой, которую тут, в Средней Азии, продолжали по инерции считать чуть ли не главным родом войск. На деле же конница стремительно утрачивала свою значимость после появления многозарядных винтовок, ручных бомб и особенно пулемётов. Однако это понимал Черняев и его офицеры, а никак не Алимкул и ему подобные. Вложить осознание стремительно меняющегося мира под толстую лобную кость кокандского аталыка не могли и английские советники, хотя и пытались.

Вместе с тем военный губернатор Туркестана не желал рисковать в прямом столкновении с на порядок превосходящим его численностью противником. Зато мог, любил и умел использовать разного рода военные хитрости. Взятие Чимкента являлось ярким тому подтверждением. Тут, понятное дело, никуда прокрадываться не требовалось, зато реально оказалось сыграть на знании азиатской психологии.

Обычное по меркам современной военной науки поведение – перед тем, как вступать в решительный бой – проведение рекогносцировки. Тем более ожидаемое, что первая попытка этого со стороны русских войск привела лишь к сражению с кокандской конницей и вытягиванию оной к находящимся на марше войскам, но не к получению нужных сведений. Вот и выходило, что новая попытка рекогносцировки со стороны русских выглядела совершенно естественной, не вызывающей особых подозрений.

Две роты солдат, сотня казаков и три орудия с парой пулемётов – вот тот отряд, который был отправлен на рекогносцировку, эту разведку боем. И приблизившись к каналу Дархан, этот самый небольшой отряд, что естественно, подвергся нападению сильно превосходящего противника. Перестрелка, предельно быстрый огонь из всех трёх орудий, стрекотание пулемётов… Однако майор Ставрогин, командующий этим отрядом, понимал, что выстоять не только нельзя, но и не требуется. Необходимо лишь изобразить упорное сопротивление, после чего отходить, избегая лишних потерь, но вместе с тем показывая упадок боевого духа и чуть ли не бегство. Каким образом? Дать противнику то, что будет соответствовать подобному развитию событий – орудия с остатками зарядных ящиков. Все три орудия. Это могло показаться трусостью, но на деле являлось лишь исполнением приказа командира.

Отступление, немалые потери, оставленные орудия… Алимкул Хасандий-угли попался в расставленную специально на него западню, принял запланированный отход за вынужденный. А брошенные орудия за то, что в сердцах гяуров поселился тот самый страх, который они совсем недавно внушили его войску. Уверившись в этом, правитель Коканда, естественно, не мог не броситься преследовать отступающих русских. Но преследовать не абы как, а полноценно, всем тридцатитысячным войском выдвинуться в направлении русского временного лагеря. И при орудиях, конечно, аж при сорока.

Этого и ждал Черняев. Сперва напугать кокандцев, затем вложить в их голову ложную мысль о том, что они тоже могут внушать страх. Выманить их на живца, дождаться подхода не отдельных отрядов, а большей части войска правителя Кокандского ханства, после чего устроить не сражение, а бойню. Такую, против которой возражали бы в совсем недавнем времени, но не теперь, после того, как усилилось влияние Игнатьева и великого князя Александра Александровича, а вес либеральствующих вроде того же Горчакова напротив, заметно упал.

Атака кокандцев состоялась не ввечеру, а на рассвете, чуть ли не с первыми лучами восходящего солнца. Туркестанский губернатор был этому скорее рад, поскольку такое развитие событий давало ему большую часть дня на преследование и начало осады