Осторожно, волшебное! - Наталья Викторовна Соколова

высказывания (»Печально, когда власть авторитета заменяется авторитетом власти»). Все это была правда или почти правда, собранная кропотливо, с трудолюбием и добросовестностью муравья.

«У него, наверное, семья, дети, - думал Человек, с интересом разглядывая это незначительное, незапоминающееся лицо с кляксой усов. - А жалованье маленькое. Он, наверное, советовался ночью с женой, когда его нанимала полиция.

И жена говорила: «Иди, конечно. У парня ботинки совсем прохудились, дедушке нужно усиленное питание. А приличная говядина, знаешь, почем сегодня была на рынке?» Третьей вышла очень красивая, сильно накрашенная молодая дама, неизвестная Человеку, нарядно одетая, в черных перчатках выше локтя и затейливой шляпке с вуалеткой.

- У меня была связь с подсудимым. Он бывал у меня по средам и субботам. Он постоянно говорил, что ненавидит правительство, всех членов правительства и Главу Правительства. Хотел бы их уничтожить, взорвать вместе с Дворцом Республики, ввести анархию. Чтобы все женщины были общие, а во всех храмах сделать писсуары. - Она откинула вуалетку и, поправив длинную черную перчатку, набожно перекрестилась. - Я сразу поняла, что он агент коммунистов, завербован красными, получает деньги и указания оттуда, с Востока...

Последним вышел Друг. Они дружили с Человеком давно, со школьной скамьи. Друг был неудачливый коммивояжер, часто оставался без работы, еще чаще терял чужие деньги или хозяйские товары, и Человек постоянно его выручал, давал деньги, ходил куда-то за него объясняться, привозил докторов к его несчастной, исплаканной, кашляющей кровью жене.

Друг давал показания, правда, не глядя на Человека, но довольно уверенно, с коммивояжерской бойкостью. Человек ему не раз признавался, что готовит покушение на Главу Государства. Собирается или застрелить его, когда тот следующий раз приедет смотреть мастерские, или взорвать... ну, как его... этим...

- Лурдитом, - подсказал судья, морщась.

- Вот-вот. Причина - Человек был обижен на Главу Государства, потому что рассчитывал стать если не вице-президентом Академии Наук и Искусств, то по крайней мере одним из двенадцати членов президиума, а этого не произошло.

- А не потому ли он готовил покушение, - выскочил прокурор, - что не было свободы личности?

- И это тоже. Да, да! Насчет личности он очень часто говорил, припоминаю.

Вяло пробормотал несколько слов защитник, назначенный на эту роль судом без согласования с Человеком. Да, подзащитный заблуждался... совершал... Но впредь никогда... Передуманное и перечувствованное в узилище...

Произнес короткую речь прокурор.

- Отказался подать просьбу о помиловании. Отказался повесить на шею нательный крест, который выдается вместе с тюремной одеждой. Враг общества, враг порядка...

Суд удалился на совещание.

Человек смотрел в окно - виден был только квадрат неба, летал пух от тополей, мелькнула и пропала какая-то птица, быстрая, свободная.

Приговор гласил - смертная казнь.

Друг схватился за сердце, по щекам его текли жалкие слезы.

- Я не думал... прости...

Его быстро увели. Все это не имело ни малейшего значения.

Красивая накрашенная дама, проходя мимо Человека, отколола от платья ветку сирени и положила перед ним на барьер. Никто ее не остановил.

Он взял с собой эту ветку в камеру. Но она тут же завяла.

В тюрьме не живут цветы. В тюрьме выдерживают только люди.

Человек сидел в камере с толстыми стенами и узкой щелью окна, наглухо заделанной дощатым щитом. Пол был скользкий от сырости, бегали крысы. Сверху свисала на шнуре электрическая лампочка, беспощадно освещая голые углы, койку, кружку с ложкой. Писать и читать не разрешалось.

После полуночи шаги в коридоре поутихли, глазок в двери стал реже открываться. Натянув на себя одеяло, повернувшись лицом к стене, Человек достал маленькое круглое зеркало - то самое, которое он снял в кабине Зверя, когда прощался.

Прислонил к подушке.

В зеркале появился Зверь.

Нет, это сказано неточно - ведь Зверь был огромный, а зеркало маленькое. Появилась часть Зверя, кусок Зверя - то, что могло уместиться, вписаться в небольшой кружок. Еще точнее - появился глаз Зверя с тяжелым, выдающимся вперед бронированным веком, похожий на глаз крокодила.

- Ну вот, - сказал Человек и чуть усмехнулся. Он был очень доволен, что видит Зверя, и толстые тюремные стены сразу куда-то отодвинулись. - Вот так. У тебя никого?

Еле слышно щелкнуло реле.

- Никого. А у тебя?

- Тоже. Я ведь в одиночке. - Человек готов был даже похвастаться такими исключительно благоприятными условиями. - Как дела? Еще не заметили, что фара пустая? Не осматривали тебя?

Нет, его никто не осматривал. Сейчас им не до него.

- А суд уже был? - спросил тихий голос с отчетливым металлическим привкусом, далекий приглушенный голос Зверя.

- Не был, - после паузы ответил Человек.

Он не любил говорить неправду. Но зачем их волновать раньше времени? Когда узнают, тогда узнают.

Глаз, похожий на глаз крокодила, часто замигал.

- А Русалка плачет. - Человек скорее угадал, чем услышал глубокий вздох. - Русалка теперь все плачет.

- Хм. - Человек нахмурился, дернул плечом. Стал кусать ногти. Значит, с тобой никто не занимается, никто не повторяет пройденное? Ну-ка, отвечай, для изготовления твоего костяка какие потребовались сплавы?

Опять раздался треск реле - едва уловимый, игрушечный. И тихий металлический голос начал перечислять твердо, чисто, немного замедленно, с серьезной исправностью первого ученика:

- Пермендюр. Перминавр. Сендаст или альсифер. Виекэллой. Хромаль жароупорнее, чем фехраль. Кунифе. Кунико...

«Как по писаному». На душе у Человека потеплело.

- Ну, прилично. А особые свойства альсифера?

Зверь ответил на все вопросы. Потом сказал, как всегда, бесстрастно:

- Чтобы тебя утешить, я тебе спою. - Никогда раньше он не пел при Человеке, не предлагал ему этого. - Песня хороша, она бодрит. - Это были правильные - чересчур правильные - фразы иностранца, который осваивал язык по карманному разговорнику. - Вот теперь послушай.

И запел: Захвати-и с собой улыбку на дорогу...

Далекий металлический голос дребезжал тоже немного поигрушечному, приглушенно - как будто дрожал не громыхающий лист железа, а сухо шелестящий листок фольги.

...Приговор был опубликован во всех газетах. Внизу стояло «Обжалованию не подлежит».

Академия Наук ходатайствовала перед Главой Государства о замене смертной казни через повешение на пожизненное заключение в крепости, принимая во внимание талант подсудимого и его прошлые заслуги