Тиран Марса - Фредерик Арнольд Каммер-младший

Кхафор придвинул зеркала еще ближе, пучок света сжался, и пятно на груди Черного превратилось в раскаленный десятицентовик. Дым повалил сильнее, в воздухе разнесся запах, как от жареного бифштекса. Мышцы Слэна вздулись, когда он пытался порвать веревки. Окружающая атмосфера аж захрустела от напряжения. От жары у меня закружилась голова. Но я еще успел подумать, что напряжение вот-вот подойдет к пределу и лопнет.

– Ну, и где ваши боги, земляне? – вкрадчиво пропел Кхафор. – Скоро, скоро Солнце, Небесное Пламя, получит в дар эту душу!

И внезапно Иезекия Джонс упал на колени. Лицо его обрело такое выражение, словно он услышал органную музыку в церкви. Один его вид мог заставить вас обрести веру в Бога. Меня, во всяком случае, заставил.

– Боже, дай же нам знак! – воскликнул он. – Спаси этого человека, который не верит в тебя, дабы он мог быть поставлен на путь истинный. Помоги же нам, Господи!

Тут все и произошло. Ряд взрывов прозвучал, как выхлопы корабельных двигателей, поднялось большой облако дыма. Энсон придушенно вскрикнул, и я услышал, как Иезекия Джонс провозгласил:

– Благодарю тебя, Боже!

Устройство, состоящее из зеркал на деревянной подставке, было разнесено вдребезги! Разбито, разрушено, уничтожено, хотя его и близко не коснулась рука человека! Там не было никаких механизмов, никаких двигателей, которые могли бы выйти из строя. Только зеркала, которые были разбиты… Чудом!

Я ТУТ ЖЕ почувствовал, как колени мои ослабли, и подумал о том, как неразумно трачу свою жизнь вне религии. Были разбитые зеркала, раскрашенный желтыми красками жрец Дитя Солнца, лежащий вниз лицом, и кровь, ручейком текущая из-под него, а также красномордые, бросившиеся ничком и уткнувшиеся носом в пыль. Если бы я не был связан, то наверняка бы присоединился к ним.

Внезапно из толпы выскочил один марсианин, мгновенно перерезал наши путы и тут же снова бросился ниц. Иезекия Джонс воздел к нему свои длинные конечности и тут же начал проповедовать. Его голос разносился по площади раскатами грома, и красномордые что-то испуганно бормотали, соглашаясь с каждым его словом.

Ну, мне кажется, то, что произошло, могло бы обратить к Богу любого человека, но я родом из Миссури и любопытен по своей природе. Поэтому, после того, как прошел первый страх, я внимательно осмотрел разбитые отражатели и кое-что заметил. Взрывы не нанесли много ущерба, дуги и медные зеркала не были затронуты, не считая того, что с них полностью слетела посеребренная поверхность. Это меня удивило. Поэтому, пока преподобный Джонс проповедовал, я подошел к стоящему на коленях маленькому Энсону и тронул его за руку.

– Послушайте, – прошептал я, – что вы сделали с этими зеркалами?

– Что сделал? – он нервно потер руки. – Да просто посеребрил их, сэр! Только и всего! Правда… – он смущенно глянул на меня, – только это между нами. У меня кончилось серебро еще на браслетах и ножах. Но когда мне притащили эти зеркала, я же не мог отказаться от прибыли! О, я так волновался, боясь потерять хороший бизнес! Поэтому я немного пошарил на складе мистера Слэна, надеясь найти что-то, что сверкало бы, как серебро. И, наконец, нашел препараты, содержащие серую сурьму. Но после электролиза выглядела она точно так же, как серебро! Да и какая марсианам разница. Если это блестит? К тому же, я взял за нее меньше. К тому же, сурьму я купил у мистера Слэна, только он не знал, для чего. Коммерческая тайна, мистер Лоуренс, не так ли? Но вы ведь ничего не расскажете? Никто не узнает, что блестело не серебро, и жрецам очень нужны были зеркала…

Ну, тут уже все стало ясно. У Слэна было много всякого барахла, покрытого сурьмой. На Земле она использовалась для производства пепельниц и много чего в этом роде. На вид она была грязно-серая, как и сказал Энсон, но после электролиза сияла, как серебро. Но сурьма имеет и другие свойства. Покройте что-нибудь ею очищенной, потом как следует нагрейте и – бум! Она взорвется! Он покрыл зеркала чистой взрывающейся сурьмой, и высокая температура, а может, и грубо обработанная поверхность зеркал сделали свое дело. Сурьма взорвалась и разрушила устройство!

Я был готов рассмеяться, когда Энсон робко подтолкнул меня локтем.

– Вы уничтожите мой бизнес, если кто-нибудь услышит о сурьме, – пробормотал он. – Я всегда работаю честно и справедливо, с реальным серебром и золотом, но жрецы так спешили, и у меня не было времени заказать новую партию. Вы ведь никому не расскажете, а, мистер Лоуренс?

В этот момент мой взгляд упал на Черного Слэна. Он все еще сидел на железном стуле, с ошеломленным лицом глядя на Иезекию Джонса, и вроде бы слушал его проповедь. Губы его шевелились, но они впервые шептали отнюдь не ругательства.

– Нет, Энсон, – медленно проговорил я. – Я никому ничего не скажу.

И я опустился на колени, чтобы присоединиться к благодарственной молитве, возносимой преподобным Джонсом.