Ось - Роберт Чарльз Уилсон

Пыль отступала, уступая место серому дневному свету, а к вечеру перестала падать совсем.

В городе по-прежнему стояла зловещая тишина. Ее нарушал только рокот землеуборочной техники — машины трудились без устали, расчищая улицы от пепла. Где именно шли работы, нетрудно было угадать по густым волнам пыли, столбам серого мокрого месива и фонтанам брызг морской воды, вздымающимся над скоплениями домов и лачуг, магазинов, офисных зданий, рекламных щитов, — в город уже протянули водомагистрали из бухты. Вымершая страна. Тем не менее на улицах попадались люди — в масках, платках и банданах, повязанных на лицо, — пробирающиеся среди потоков воды и грязи. Их явно не волновал свой внешний вид. Они выглядели как массовка в фильме катастроф. Человек в перепачканной дишдаше[7]с полчаса уже стоял перед закрытым арабским бакалейным магазином на противоположной стороне улицы, куря сигарету за сигаретой и глядя на небо.

— Турк, как ты думаешь, этого больше не будет? — спросила Лиза.

Что он мог на это ответить?.. Она ведь ждала от него не столько правды, сколько утешения.

— Сейчас — наверное, нет.

Оба были слишком обеспокоены, чтобы уснуть. Он включил видеопанель, и они снова уселись на диване, пытаясь выловить из новостей что-то свежее. Диктор говорил, что облако сместилось во внутреннюю часть континента, и новых «аномальных осадков» не предвидится. Приходили эпизодические сообщения о выпадениях пепла из всех населенных пунктов на побережье от мыса Эйр до Эйкси, но, похоже, более всего досталось Порт-Магеллану. Ну и слава богу, думал Турк. Если этот вал протовешества причинил такой ущерб городу, для природных экосистем он мог бы обернуться катастрофой — вымиранием видов, гибелью урожая и заражением почв, возможно, хотя доктор и утверждал, что, «согласно данным анализов», в пыли нет ничего особо токсичного. Разумеется, характер осадков, напоминающих части механизмов и ископаемые останки, тоже привлек к себе внимание. Микрофотографии пепла выявили в нем множество скрытых форм — кривые колесики и шестерни, срезанные конусы, напоминающие раковины крохотных моллюсков, сложные и причудливые комплексы всяких неорганических соединений. Как будто где-то на орбите рассыпалась какая-то гигантская машина, и только самые стойкие ее частицы выдержали падение и не сгорели в атмосфере.

Они провели так целый день, не выходя из дома. Турк — в основном, стоя у окна, Лиза — звоня и рассылая сообщения родным, прикидывая, что осталось из еды, на случай, если жизнь в городе надолго замрет. И понемногу между ними возродилось снова что-то вроде прежней близости — той близости-в-горах-на-озере, что потом исчезла в Порту. Когда она клала голову ему на плечо, Турк поднимал руку, чтобы погладить ее по волосам, и останавливался, возвращаясь мысленно к той ситуации, в которой они оказались.

— Все хорошо, — сказала Лиза.

Ее волосы пахли чем-то свежим («золотым» — подумалось ему), когда он прикасался к ним, ему казалось, что под его пальцами шелковое платье.

— Турк, — сказала она, — прости…

— Не за что.

— За то, что я думала, что мне нужен какой-то особенный повод, чтобы приехать к тебе. Я тоже по тебе скучал.

— Просто… мне было очень не по себе.

— Понимаю.

— Пошли спать? — Она взяла его руку и поводила ею себе по щеке. — В смысле…

Ему не надо было объяснять, в каком смысле.

* * *

Эту ночь он провел с ней. Следующую тоже. Не потому, что у него не оставалось выбора, — побережье в основном уже расчистили, — а потому, что иначе ему бы вряд ли когда-то выдался такой шанс.

Но и оставаться у нее бесконечно он тоже не мог. Он протянул еще одно утро, занимаясь завтраком, пока Лиза беспрестанно звонила. Удивительно, думал он, сколько же у нее друзей, приятелей, родни. По сравнению с ней он чувствовал себя просто отшельником. Сам он звонил только клиентам, рейсы которых приходилось переносить или отменять — хотя отмена рейсов сейчас ощутимо била по его карману, — да паре друзей и механиков с аэродрома, у которых могли возникнуть вопросы, почему это он не пришел вчера с ними выпить по стаканчику. Он вообще был не слишком общителен — даже собаку, и ту не решался завести.

Лиза надиктовала длинное послание матери в Америку. Прямой связи через Арку не существовало. Гипотетики предоставили людям единственную возможность сообщения между этим миром и тем — это проход судов из Бенгальского залива в Индийский океан и обратно. Тем не менее существовал целый коммерческий телекоммуникационный флот, снующий туда-сюда и передающий сообщения. Можно было посмотреть видеоновости из дома давностью всего в несколько часов, или, наоборот, послать письмо или голосовое сообщение на Землю. Лизино сообщение — насколько Турк успел его расслышать — состояло из осторожных уверений, что пепел не опасен, — скорее всего худшее уже позади, — хотя происхождение пепла остаётся загадкой, и никто пока не может его объяснить. Ты дипломатка, подумал Турк.

У Турка была семья в Остине, в Техасе, но он давно не поддерживал с ней никаких отношений. Там от него этого и не ждали.

На полке у Лизы стояла подшивка трехтомных «Архивов Марса» — так называемой «Марсианской энциклопедии — собрание исторических и научных знаний, которые принес на Землю тридцать лет назад Ван Нго Вен.»

Выцветшие голубые корешки истрепались по краям. Он открыл и пролистал первый том. Когда Лиза наконец положила телефон, он спросил:

— А ты всему этому сама веришь?

— Это не религия, чтобы в нее верить.

Тогда, в лихие годы Спина, наиболее развитые в технологическом отношении страны Земли объединили свои ресурсы, чтобы обустроить по земному образцу и колонизировать Марс. Самый главный ресурс землянам был уже предоставлен гипотетиками — время. Год на Земле, окруженной оболочкой Спина, равнялся тысячам лет в масштабе Вселенной. Биологическая трансформация Марса (или, как говорили ученые умы, его «экопоэзис») была не такой уж сложной задачей, если учесть, какая фора времени была дарована Земле. И все же колонизация представляла собой во всех отношениях рискованное начинание.