Трейдер. Деньги войны - Николай Соболев

Так, у меня есть все шансы.

Первый аппарат вообще на кристаллодетекторе — тонкая проволочка упирается в полупроводник, елозишь ей туда-сюда и выбираешь место, на котором приемник звучит громче. Архаика невероятная, даже питания нет — все зависит от мощности принимаемого сигнала. Второй аппарат помодернове, Zenith от Chicago Radio Labs, тяжеленький деревянный ящик, на передней панели хаотично раскиданы пять ручек настройки, индикатор включения и два гнезда для штекеров. Динамиков нет, только телефоны. Хочешь слушать радио в компании? Подключай дополнительные наушники, но больше пяти изделие не вытянет.

А уж внутри…

Блин, если только десятую часть своих знаний реализовать, меня же супер-гением считать будут!

Направлений столько, что глаза разбегаются — пьезодинамики, магнитные сердечники, полимерный компаунд, батареи нормальные, диссектор*, частотная модуляция, пентод, стержневые лампы, усилители с обратной связью, динамический микрофон, стерео, мать моя женщина, стерео! И двухканальная запись!

А ведь впереди война, на которой впервые заюзают радары и магнетроны!

Так, стоп.

Нельзя хвататься за все сразу, как бы ни хотелось. Нужен план — не может ведь подросток взять и выкатить транзистор, для этого нужна солидная лаборатория и лет десять работы. Хотя идея сладкая — за транзистор Нобелевку дали…

Телевидение!!! Блин, дайте мне таблеток против жадности! Хватит, горшочек, не вари! Пусть телевидением Зворыкин и Адамян занимаются. Мне ведь даже «юзер-френдли» идеологии хватит — удобство пользования, модульность конструкции, зеленый глазок индикатора настройки… Да октальный цоколь*, в конце концов! Страх смотреть, как тут радиоприемники собраны — такое впечатление, что в деревенской кузнице, клещами и молотом.

* Диссектор — передающий электронно-лучевой прибор, создан в 1931 году; Октальный цокол ь — стандартный разъем для электронных ламп, впервые выпущен в 1935 году.

Ланч я пропустил — приводил радио в первобытное состояние, потом писал план на бумаге, целую тетрадку извел на неизвестные тут слова.

К обеду, который dinner и ближе к ужину, я успел пережечь завтрак и проголодаться. И опять натрескался так, что почувствовал позывы ко сну. Выполз из-за стола в гостиную, упал в обтянутое атласным шелком кресло и задремал.

Лучше бы я этого не делал.

Через полчасика я продрал глаза почему-то на кушетке, а родителей словно подменили: вместо радости обретения похищенного сына и успокоения они включили режим «молчать, я вас спрашиваю!»

— Завтра же в школу! — развернул отец New York Times.

Ну в школу так в школу, но зачем так резко?

— А вечером поедем к мистеру Кроллу, — он отгородился прессой.

Ну так совсем хорошо, зарабтаю себе на велосипед, ха-ха.

Но мое молчаливое согласие чем-то родителей не устраивало: мама смотрела с неодобрением и жалостью, отец прятал свое возмущение за газетой, но долго не выдержал:

— И чтобы без сопровождения ни шагу! Либо шофер, либо Поль, либо Фернан!

— Либо Панчо.

Отец резко сложил газету и отбросил ее на невысокий столик:

— Хватит, я уже наслушался твоих идей!

— Моих? — несколько обалдел я, но он замолчал и снова схватился за газету.

Так, надо подождать и понять, что происходит… и промочить горло.

— А можно мне апельсинового сока?

Мама полуобернулась к двери из гостинной, позвала горничную и распорядилась.

— А еще можно ли мне дополнительно заниматься по физике?

Мама просияла и чуть не выронила свое рукоделие.

— Чем тебя не устраивают школьные уроки? — уже спокойнее буркнул отец.

— Очень много лишнего. Латынь и греческий вряд ли потребуются мне в будущем, грамматика слишком раздута, история перебирает каждый чих в Америке за последние сто пятьдесят лет и почти ничего не говорит о реально больших событиях в Европе и мире.

— Например? — слегка заинтересовался отец.

— Нуу… какое главное событие 1812 года?

Родители, француз и русская, ответили одновременно, но по-разному:

— Русская кампания Наполеона!

— Нашествие двунадесяти языков!

Я позволил себе усмехнуться:

— Ошибаетесь. Главное событие — англичане сожгли Белый дом.

— Да, они в этом ужасные провинциалы, — отсмеялся отец и обратился к маме: — Помнишь, как в августе 1914 они обсуждали договор с Никарагуа и события в Доминикане?

Мама кивнула — и это во время, когда в Европе разгоралась Первая Мировая! — но все-таки спросила:

— А литература?

— То же самое, что с историей. Мне интересна математика, счетоводство, физика, еще хорошо бы курс по законам и налогам… Ей-богу, у мистера Кролла будет больше толка!

Брови отца встали домиком:

— Не понимаю. Ты только что заявлял, что тебе неинтересно учиться, и что ты желаешь стать летчиком.

— Когда???

— Только что, сразу после обеда.

— Но я спал…

Хорошенькое дело, я что, до кучи еще и лунатик?

— Неважно, сейчас я в здравом уме и твердой памяти. Школа не даст мне ничего полезного по сравнению с практикой работы.

— Нет уж, изволь закончить школу!

— Целых три года! — чуть не застонал я. — Три года псу под хвост! В конце концов, можно ведь закончить экстерном?

Отец сжал губы, отчего усы его слегка встопорщились:

— Посмотрим.

Ну да, вежливая форма отказа. Я недовльно пробурчал:

— Дадут мне в конце концов пить или нет? — и отправился на кухню глянуть, почему требуется столько времени, чтобы налить из бутылки сока.

И был сражен наповал роскошной стимпанковской соковыжималкой. В нее загружались апельсины (с собственных плантаций, да-да), а при повороте ручки машинка, поблескивая начищенной медью, разрезала их на половинки, подавала на ребристую коническую насадку, придавливала сверху сферической лапой, а затем выбрасывала пустую кожуру в специальное ведерко.

То есть сока в иной таре, не в апельсинах, тут не водилось и я немедленно задал отцу вопрос — почему? Я-то думал, что кругом если не тетрапаки, то уж бутылки-то в любом случае. Хрена там — только свежевыжатый. Вот я и спросил — а не выгоднее ли возить не апельсины, а сок в бутылках? Или, того лучше, концентрат в бочках? Урожай ведь не круглый год, его же еще сохранить надо… Пастеризацию тут знали и вовсю использовали, но с концентратом оказалась засада: при упаривании, то есть при кипячении, терялся вкус, цвет, запах и смысл.

— А если я скажу, как делать концентрат, разрешишь экстерном?

— Посмотрим.

— И еще, — принялся я ковать горячее железо, — сопровождение это хорошо, но мне не помешал бы маленький пистолет.

Тут даже до «посмотрим» не дошло