Тайна пятой планеты - Борис Борисович Батыршин

уменьшенном варианте. На внутреннем, «аппаратном» кольце смонтирована вся хитрая машинерия «батута», трубопроводы жидких газов и энергетическое оборудование. Наружное кольцо служебное, «сервисное» — склады, лаборатории, мастерские, шлюзы. Между ними подвижная, вращающаяся прослойка, обитаемая часть «бублика», в которой живёт и работает большая часть населения космической станции.

Аппаратное и сервисное кольца неподвижны относительно корпуса корабля, там царит невесомость; но если сервисное вообще не имеет деления на внутренние отсеки, это сплошная путаница труб, кабелей и токопроводящих шин, то два других кольца разделены на отсеки, соединённым сплошным коридором. Их внутреннее устройство диктуется функционалом, но, в первую очередь, наличием или отсутствием постоянной силы тяжести. Же Если посмотреть на поперечный разрез жилого кольца, то станет видно, что оно разделено на три слоя. В центре тянется кольцевой коридор, справа каюты, столовые, рекреационные залы и медотсеки — всё то, что создаёт среду обитания для экипажа. По другую сторону коридора расположены вспомогательные помещения — отсеки систем жизнеобеспечения, прежде всего, регенерации воды и воздуха, отсеки вспомогательного оборудования и, конечно, многочисленные лаборатории. Пол — палуба, как принято говорить на внеземных объектах — с внешней, вогнутой стороны жилого кольца, что определяется силой тяжести, создающейся при его вращении.

Сервисное, внешнее кольцо устроено иначе. Сплошного внутреннего коридора здесь нет, само кольцо разделено поперечными переборками на отсеки. Перебираться из одного в другой надо по трубе, тянущейся по всей верхней поверхности кольца — термин «верхняя», разумеется, условен, в силу отсутствия здесь силы тяжести. На противоположной стороне расположены шлюзы, стыковочные отсеки, люки ангаров буксировщиков, а так же «лифты» — устройства, позволяющие перебираться с вращающегося среднего кольца на неподвижное наружное.

Один из отсеков наружного кольца — это резервный мостик. Чтобы попасть туда надо, выйдя из «лифта», нырнуть в шахту, пронизывающую кольцо насквозь и оказаться в трубе-коридоре. После чего, следуя указателям, нанесённым на стены флуоресцентной краской преодолеть, хватаясь за поручни, примерно четверть длины коридора — и вот вы уже возле овального люка, на котором красуется табличка: «СЮРПРИЗ». Табличку эту Середа выпросил на студии имени Горького, куда нас пригласили после возвращения из системы Сатурна по случаю очередной годовщины любимого фильма, и собственноручно прикрутил её к люку. Волынов, бессменный капитан «Зари», обнаружив во время очередного обхода новый элемент дизайна, иронически хмыкнул, но от комментариев воздержался. Что ж, молчание начальства следует истолковать, как одобрение — и теперь резервный мостик иначе никто не называет.

Перед этой табличкой и стоял теперь я — вернее не стоял, а висел, держась за поручень. До этого полёта я бывал на «Заре» лишь от случая к случаю, во время строительства и при подготовке к первому рейсу. До резервного мостика я тогда не добрался; вот и на этот раз дела, дневник и газеты не позволили мне выкроить минутку, чтобы заглянуть на огонёк в «молодёжную» кают-компанию. Ребята не раз меня звали, но я всякий раз отговаривался занятостью. Нет, никаких потаённых мотивов и, тем более, комплексов у меня не было, за исключением одного — я подсознательно ожидал увидеть за люком с табличкой «СЮРПРИЗ» тот самый пульт с картинками квартир, земных пейзажей и всего прочего, что украшало его в фильме. И не торопился разочароваться, обнаружив вместо этого интерьер резервного ходового мостика, слегка дополненный кофейным автоматом.

Звукоизоляция на корабле превосходная и, даже прислушавшись, я не уловил ни звука, исходящего из «Секрета» Что ж, если никого нет — не беда, зайду попозже; я надавил красную клавишу в стене слева от люка, и створка с мелодичным звуком отъехала вправо.

— Ты когда последний раз говорил с Валерой? — спросила Юлька. Я сидел в пилотском кресле, пристёгнутый ремнями, и потягивал из пластикового пузыря кофе.

— Надо говорить «крайний» — наставительно заметил Кащей. — примета дурная: «последний» — значит, совсем последний, понимаешь? Типа больше и поговорить не придётся, кому-то из собеседников кирдык.

— Я этих ваших суеверий не понимаю. — отрезала она. — И вообще, не встревай, а? Я ведь не просто так спрашиваю, важно, значит!

Я посмотрел на запястье, где мигал циферками индивидуальный браслет.

— Да вот сегодня и говорил, через час после того, как вы закончили возиться с тахионным локатором. Валера ещё сетовал, что не всё там у вас получилось, Солнце мешает, что ли…

— Это он о пеленге на «обруч» в точке Лагранжа. — Юлька нетерпеливо махнула ладошкой. — Но я не о том: тебе в этом разговоре ничего не показалось странным?

— Ну… — я сделал попытку вспомнить весь диалог с Леднёвым. — Было впечатление, что-то скрывает, недоговаривает. Ну, я решил: вымотался человек, устал, не хочет отвечать на вопросы, бывает… Придёт время — сам расскажет, а сейчас к чему его дёргать?

— То-то что скрывает! — Юлька подняла указательный палец. — И от меня, между прочим, тоже, и от Коуэлла. Мы с американцем потом просмотрели регистрационные ленты — и оказалось, что Валера взял ещё один пеленг, но никому об этом не сказал! Даже координаты не занёс в журнал наблюдений!

Джон Коуэлл был включён в состав научной группы «Зари» в самым последний момент, заменив заболевшего помощника Леднёва. Валера относился к сорокалетнему астрофизику с некоторым подозрением — навязали, не пойми кого! — но позже признал, что Коуэлл отличный специалист, превосходно разбирающийся в динамике тахионных полей. К тому же он не был совсем уж чужим — мы с Юркой знали американца ещё по миссии на «Резолюшне», где он натаскивал Кащея в ремесле астронавигатора.

— Может, решил что ошибся, и не захотел разводить пачкотню в документе? — предположил Середа. Витька не участвовал в разговоре, был занят принесёнными из столовой бутербродами.

— Может и так. Только я потом проверила настройки «батута» — они всё время пишутся на магнитную ленту, — и оказалось, что он делал не один замер, а целых пять, и каждый раз корректировал настройки «тахионного зеркала». То есть, он взял как минимум, четыре уточняющих пеленга — но ни по одному не сделал записи в журнале. И ещё: судя по настройкам, пеленги брались на некий объект в Поясе Астероидов, ни одной из планет в этом направлении не было. Что вы на это скажете?

— А самого Валеру вы спрашивала? — осведомился Кащей.

— Пыталась. — Юлька вздохнула. — И Джон пытался.

— И как?

— Взбеленился и хлопнул дверью. Знаете… — она обвела нас взглядом, — он такой бледный был, и руки дрожали, словно до смерти чего-то перепугался!

— Так, мне всё ясно. — я отстегнул пряжку ремня, оттолкнулся и всплыл над пультом. — Пошли!

— Куда? — удивился Середа.

— К Леднёву, в лабораторию. Сколько нас тут, пятеро? — я обвёл притихших собеседников взглядом. — Вот все вместе