Ваше Сиятельство 13 - Эрли Моури

— Спасибо за заботу, граф. Не стоит себя утруждать вниманием к какой-то баронессе. Иди, у тебя же есть богини, — она встала, слегка оттолкнув меня.

И когда я от нее уходил, до меня донеслось сердитое:

— Богиня еще, блять!..

Пожалуй, это был второй случай, когда Бондарева выражала эмоции вовсе не дворянской речью. Увы, Наталья Петровна обиделась. Обиделась всерьез, и в эту минуту я ничего не мог изменить. Не объясняться же с ней сейчас припав на колено, в то время как меня ждет дочь Зевса.

— Астерий, какой же ты неугомонный, — улыбнулась мне Афина. — Только не подумай, будто я пришла специально, чтобы тебе все испортить. Тот, который виконт Бабский, сказал, что ты ищешь меня по очень важному делу. Настолько важному, что от этого зависит, как долго вы задержитесь в гостях у Арти. Меня этот вопрос тоже волнует. Я поспешила и вот я здесь.

— Спасибо, Арета. Действительно искал, говорил Бабскому, — согласился я, пытаясь украдкой справиться с застежкой на джанах и стараясь погасить волны жуткой неловкости, поднимавшиеся во мне. — Дело такое… Понимаешь… Очень важно сообщить кому-нибудь ответственному в Москве, что наша операция успешно завершена и все мы живы, здоровы. Есть опасения, что нашим людям в Лондоне могут поставить задачу искать нас, а это очень рискованно. Для них рискованно — британцы наверняка будут такое ожидать от нашей агентуры. В общем, нужно поскорее сообщить. Лучше, если князю Ковалевскому, графу Варшавскому или самому цесаревичу.

— Я это уже сделала, Астерий. После похорон императора, навестила цесаревича. Он молится теперь Артемиде и мне. Скажу по секрету, мне даже чаще. Я немножко тщеславная — ты же знаешь, — она рассмеялась. — А внимание будущего императора мне приятно. И еще по моей просьбе Гермес сообщил князю Ковалевскому, что Ключ у тебя и ты в безопасности. Да, застегнись ты спокойно, — Афина рассмеялась, видя мои неловкие попытки незаметно для нее застегнуть брюки. — Прогуляемся? Артемиды нет. До полудня точно не будет. А раз так, то ты сейчас полностью мой, если не возражаешь, — голубые глаза богини, игриво покосились на меня.

— Как я могу тебе возразить! О прогулке с небесной красавицей маг-Астерий может только мечтать, — я взял дочь Зевса под руку. Сказав это, я ни капли не кривил душой: Арета всегда привлекала меня особо. Она восхищала не только красотой, но и приятным для меня характером, умом и необычной проницательностью. Допустим, я только сегодня утром подумал, что о результатах нашей лондонской миссии нужно известить Варшавского или кого-нибудь повыше, а Светлоокая уже сделала это. Хотя ей не должно быть дела до наших проблем, пока кто-то не начнет усердно просить ее перед алтарем.

— А мечтал ли ты, чтобы Артемида отбыла во Дворец Славы… — Воительница остановилась, повернулась ко мне и как-то особо, с придыханием произнесла: — При этом оставив тебя мне?

— Арета, вот сейчас на что ты намекаешь? — я смотрел на нее, борясь с искушением обнять свою давнюю подругу и столь же давнюю искусительницу.

Наверное, так нельзя, и кто-то меня не поймет, осудит. Мол, тело еще помнит дразнящие прикосновения к Наталье Петровне, а он уже весь полон желаниями и мыслями о другой женщине. Но я вам отвечу так: что вы знаете о душе, которая пережила сотни рождений? Что знаете о душе, которая по-прежнему хранит в себе и страсть, и самую настоящую любовь ко многим женщинам? Я сполна понимаю людей, которые ограничены памятью лишь об одной жизни. Их сердце способно трепетать от любви, следуя лишь одной ноте, наиболее важной в данный момент, мое же способно вместить сразу огромную симфонию чувств. Вы не сможете понять меня, пока сами не проживете такое. Можете осуждать, считать меня фальшивым сластолюбцем — это ваше право, но мне все равно, что вы обо мне думаете.

— Зачем ты притворишься? Астерий, мы раньше всегда понимали друг друга с полуслова. Мы понимали, даже не говоря никаких слов, — ответила дочь Зевса.

— Было так, что понимали, но мучились этим пониманием, потому что и ты, и я были несвободны, — продолжил я ее мысль. — Дорогая, только с тех пор не так много изменилось.

Я взял ее обе руки и притянул к себе.

— Изменилось. Теперь я свободна. Еще я помню ошибки прошлого. Помню, что была неправа, — из голубых глаз Афины исчезла ее обычная насмешка, которая прячется в них почти всегда.

— Верно, ты свободна, а я… Я помню, как ты вместе с Арти дразнила меня, — я погладил ее ладони.

— Дело в том, что и ты сейчас свободен. Я же не зря говорила тебе кое-что раньше. Ты свободен на небесах для меня, когда рядом нет Артемиды. Арти бывает очень добра, если ее правильно попросить, — Светлоокая подалась вперед, так что ее грудь прижалась к моей. — И еще: десять минут назад я кое-что испортила своим появлением. Хочу это исправить.

— Арета! — я заглянул в ее глаза, ожидая увидеть там смех, но увидел лишь невыразимо приятную улыбку.

— Да, Астерий. Пусть наша прогулка станет особо приятной и запомнится нам навсегда. Идем к Чашам Агапы, мне там нравится. Нравится их звучание, нравится их смысл и нравится трава вокруг них, — она потянула меня вверх по склону по уходящей вправо тропе.

«Агапе» — на древнегреческом означало «божественную любовь». Это не эрос, а чувство более возвышенное, не связанное с телом. Я не знаю, насколько смысл Чаш Агапы подходил тому, что происходило сейчас между нами, но если мудрая богиня так решила, то почему бы не довериться ей.

— Знаю, что ты подумал, — сказала Афина, сворачивая на поляну, у дальнего края которой виднелся каскад из больших мраморных чаш. — Но разве это чувство не связанно с тем, от которого рождаются дети? Как вода перетекает из одной чаши в другую, так и эрос становится агапой, если при этом открыты сердца и нет в них страха от глубоких метаморфоз.

— Ты меня восхищаешь, Мудрейшая! — я подхватил ее на руки и рассмеялся, так что задрожала моя грудь. — Остается молиться богам, чтобы никто не нарушил наше уединение! Молиться прежде всего тебе!

С каждым шагом, приближавшим нас к Чашам, я все яснее слышал их пение. Розовый мрамор,