Амлет, сын Улава - Адель Гельт

Дух, водящий иногда руками и говорящий за подопечного, то есть – руко-водящий, особенной редкостью не был, пара знатных скальдов, случившихся рядом, беспокойства не проявили, и общество постановило: пусть его.

- Мне понадобится стило для письма. Лучше — деревянное, - почти потребовал дух. Искомое немедленно нашлось среди подарков, оно подошло.

- Внимание! – дух взмахнул моей рукой и зажатым в ней кон-цен-тра-тор.

В окончании стила зажегся огонек красивого голубого цвета. Таким же светом ярко воссиял и шар вёдурхфольфа, до того покрытый значками тоже светящимися, но почти незаметными.

- Вот, примерно, так! – до того я и не знал, что можно отбрасывать светящуюся тень, но дух, как оказалось, умел и не такое. Погодный шар бросила отблеск на ближайшую стену: нашим глазам предстал земельный чертеж, точь-в-точь такой, как на большой карте, некогда заклятой моей матерью, и много лет висящей на стене дома моего отца. По ровному полю, обозначавшему море, с закатной полночи медленно двигалась светящаяся точка.

- Много дивного создали асы… - пробормотал кто-то из скальдов. - Что нам с этого рисунка?

- Ближе! - коротко скомандовал дух. Мужи подошли почти вплотную, но в виду имелось, видимо, не это: просто точка, маленькая и яркая, стала вдруг намного больше, и в получившемся пятне угадывались несущиеся по волнам морские плоты рыбного народа. Плотов было много, кто-то принялся считать и сбился со счета.

- Набег! - сурово заключил отец.

Руки и язык вернулись в мою власть: дух ушел внутрь головы, и голова немедленно закружилась.

- Сядь, Амлет, - потребовал отец, первым заметивший неладное. - Дальше мы сами, видишь, сколько нас, могучих мужей? Обойдемся как-нибудь без вчерашних мальчишек, ты свое дело сделал.

Могучие мужи зашумели: кто согласно, а кто непонятно о чем.

- Нет, - подал я голос. Голос был, по совести, слабоват, но достаточно громок. - Как назовут меня после того, как в первый же день своих совершенных лет я уклонюсь от битвы? Что за прозвище мне тогда дадут? Сколько хульных нидов сложат обо мне скальды, знатные и проезжие?

- Пусть Одинссон, прозванный Айэке стукнет молотом мне в темя, если парень неправ! - вдруг поддержал меня Альфрик Ивинссон, из могучих бондов, поднимавших пашню близ расположенного неподалеку озера Сидрадальсватн. Имя его я знал, кто он и откуда — помнил: родня, пусть без шерсти и совсем человеческого вида. - Он взрослый? Взрослый. Воин? Вполне. Кто хочет нанести обиду жестокую и несправедливую мне, его родичу?

Глупцов таковых не нашлось.

- Взденешь мой старый лёдурсвест, да и забирай его совсем себе, - все разошлись готовиться, и отец повел меня в дом. В доме мать, уже предупрежденная кем-то, со всей своей огромной силы тягала из сухого подпола тяжелые сундуки. – Жилет должен быть тебе в пору, да и не рассохся еще. Из оружия возьми длинный нож и легкое копье. Оба они мне тоже изрядно когда-то послужили, хех, - усмехнулся Улав Аудунссон. - Сам же я, увы, стал слишком грузен и нет во мне прежней ловкости: по руке мне щит и топор.

- Отец, - уточнил я, стараясь, чтобы голос мой не дрожал, не от страха перед первой битвой, но от волнения и ярости. - Отец, - повторил я, утвердившись в голосе. - Стоит ли мне брать волшебную вещь, в которую дух обратил стило для письма? Она кажется мне полезной, но что скажут могучие бонды и вольные викинги? Не сочтут ли колдовство в бою постыдным и трусливым?

- Это, сын, уже не волшебная вещь. - Отец посмотрел на меня взглядом тяжелым, но понимающим. - Это — волшебное оружие. Нет порухи чести в том, чтобы идти в бой с заклятым топором, мечом или прикрываться таковым же щитом, и в колдовстве таком — тоже.

- Тем более, - добавил он вдруг, - волшба эта не наша, но сродни искусству эльфов, а оно не может быть ни злым, ни черным!

Мать провожала нас на крыльце дома. У ноги ее стояла изготовленная к бою тяжелая двуручная секира, страшное оружие в умелых и сильных руках — сомнений ни в силе, ни в умении Гундур Тюрсдоттир, славной иными деяниями, у меня, конечно, не было.

- Давай, сын. Лишние головы долой! - громко и внятно сказала мать и почти сразу ушла в дом.

- А дальше? Что было дальше, Амлет, сын Улава? Не томи, рассказывай! – мальчишкам, конечно, было страшно обидно, что все веселье обошлось без них, и теперь они тщились выпытать все подробности, от интересных до кажущихся малозначимыми.

- Прибыли на плотах. Гребли тихо, видимо, чаяли застать нас спящими, но не тут-то было…

Глава 6. В бой!

Ладьи ведет Фрекьяр, сын Тюра: из всех присутствующих он лучше прочих знаком с подлой повадкой мокрого народа, воинское же умение его признают считающие достойнейшими себя самих. Сам Гард Гулкьяфуринссон уступает ульфхеднару свое начальственное место на наибольшей ладье в бою и походе!

Ладей идет семь: одна большая, пять поменьше и одна совсем малая. Так решено, потому что семь — счастливое число, а еще ровно столько и таких ладей оказалось изготовлено к недальнему, но походу.

Вторую ладью ведет Ллуд, сын Орвхевра, и рёси на его веслах почти все с южной оконечности острова Придайн, но не глупые ирландцы, а другой, пусть и родственный тем, народ, толковый и воинственный. Они одинаково сильны в метании тяжелого дротика и честной схватке глаза в глаза. У всех длинные прямые мечи, гнутые каплевидные щиты и красивые разноцветные плащи, шлемы же и брони стальные.

Иные корабли идут под общими мачтовыми значками: на них разные люди, славные и неизвестные, и на праздник совершенных лет они явились по пути в долгий поход к землям иберов. Морским конунгом у них Чака Сензангаконассон, исполинский ростом и иным сложением, сильный и свирепый в битве. Ликом он черен, как смоляной взвар: таковы жители совсем уж дальних земель, про которые неизвестно доподлинно, люди там обитают или демоны. Сражается он тяжелой палицей, но может метко послать во врага копье.

Последняя по счету, но не по важности, хоть и самая маленькая, ладья, управляется десятью гребцами и несет на себе стреломет: пусть и хлипкие у рыболюдей плоты, но кто знает, вдруг шаман, ведущий бесчестное мокрое войско, в силе призвать морского быка?

Снорри Ульварссон

Сага об истреблении рыбьего народа