Особая необходимость - Владимир Дмитриевич Михайлов

— Нет, — возразил Раин. — Время.

— Ну, ведь два шага…

— Нет. Космонавты — это такие люди…

— Которые делают все вовремя? Цитируешь меня? Ничего не попишешь — придется возвращаться. Тут пусто, никто и не заходил: каждый след отпечатался бы в пыли.

— Они наверняка в следующем отсеке, — сказал Раин. — Мы идем правильно…

Оба направились к выходу. Раин с тревогой заметил, что двигался Сенцов уже не с такой легкостью, как раньше, и тяжелое дыхание его отдавалось в наушниках грозным шумом.

Ясно — силач Сенцов первым должен исчерпать запас кислорода, ему уже трудно дышать…

Словно прочитав мысли товарища, Сенцов глухо сказал:

— Ну — только не отставать… — и с заметным усилием зашагал быстрее.

В момент, когда до двери оставалось шага два, свет в зале внезапно погас, непроглядная темнота окружила их. Инстинктивно оба включили прожекторы. Раин первым нажал на ступеньку — дверь на это никак не отозвалась. Тогда за ним со злостью топнул по ступеньке и Сенцов… Чувствовалось, как площадка свободно оседает под ногами, где-то под ней, едва слышно в разреженной атмосфере, щелкали переключатели — но дверь не открывалась.

Сенцов обессиленно опустился на пол, хрипло сказал:

— Ну, теперь, кажется, влипли основательно…

Все попытки открыть дверь так ни к чему и не привели. Свет в зале также не зажигался. Сенцов и Раин немного отдохнули. Сенцов дышал все тяжелее — даже тот ограниченный кислородный паек, на который он сам себя посадил, подходил к концу…

Глядя на неподвижно лежавшие возле двери тела, никто не сказал бы, с какой отдачей работал сейчас мозг каждого, перебирая различные, самые невероятные возможности, ища способ в считанные минуты выбраться из этой мышеловки. Растерянности не было, потому что умирать можно только один раз, а они уже пережили и смерть и воскресение там, на поверхности. Сейчас была только воля — бороться до последнего.

— Подвела автоматика… — прохрипел наконец Сенцов, точно подводя итог размышлениям. — Вроде бы и прав оказался Азаров… Ну ничего — еще посмотрим…

— Автоматы автоматами, а мы — люди, нам положено быть умнее, — откликнулся Раин.

Сенцов с минуту помолчал.

— Что же, — проговорил он еще более протяжно и хрипло, — пока ничего другого не придумаешь, как только попробовать осмотреть ракету. Пока мы в силах. Ждать, пока автоматика одумается, поймет, что ребята мы в общем неплохие, и откроет нам дверь — конечно, самое простое… только ждать нам нечем… Что ты думаешь насчет ракеты, профессор?

— Примерно то же, — ответил Раин, поднимаясь. Если только окружающая атмосфера непригодна для дыхания, то ракета — единственная надежда. — Он сердито засопел. — Откровенно говоря, шлема все-таки снимать не хочется: что-то не верю я, чтобы здесь был кислород…

Сенцов утвердительно кивнул, потом, набравшись снова сил для разговора, сказал:

— Но по логике, если сейчас здесь живых нет, то должна быть инертная атмосфера — что-нибудь вроде благородных газов. Автоматам кислород не нужен, а в инертной атмосфере машины лучше сохраняются. Металл здесь есть, но следов окисления — никаких…

— Все равно проверить нам нечем, — сказал Раин.

— Вот — не додумались взять карманные анализаторы…

Раин хотел промолчать, но чувство справедливости победило, и он ответил:

— Они ни к чему были… Такое не предусматривалось…

— Не предусматривалось… Зато предусматривались непредусмотренные обстоятельства, — сказал Сенцов. — Особая необходимость предусматривалась…

Сенцов говорил все ленивее, точно засыпая после хорошего обеда. И вдруг Раину пришло в голову, что Сенцов нарочно задерживает дыхание, чтобы при разговоре не был слышен его тяжелый хрип. Хрипения действительно не слышалось, зато временами в наушниках что-то пощелкивало. Астроном понял, что Сенцов, чтобы не расстраивать его, отключал рацию и, видимо, следил за губами собеседника, чтобы включить, как только тот заговорит… У Раина перехватило горло — ему вдруг стало как будто даже стыдно того, что у него, судя по манометру, должно было хватить дыхания еще на пятнадцать, а может двадцать минут.

— Пошли к ракете! — решительно сказал Раин.

Сенцов попытался подняться, но ноги его подогнулись. Он все же удержался на ногах, и Раин почти поволок его к заднему, низкому концу эстакады.

Было ясно, что Сенцову не взобраться — на такое усилие он сейчас не был способен. Раин тоже был не в состоянии поднять товарища на двухметровую высоту, хотя при нормальном дыхании сделал бы это одной рукой: Сенцов во всем снаряжении весил здесь не более двадцати килограммов… Поэтому Раин оставил Сенцова сидеть, только прислонил спиной к первой опоре эстакады и включил его прожектор на полный накал, чтобы командир не чувствовал себя одиноким; экономить энергию сейчас уже не имело смысла…

Затем он осмотрелся. Маловероятным казалось, что хозяева ракеты попадали в нее, вспрыгивая на эстакаду. Однако размышлять по этому поводу, не говоря уже о поисках подъемника, было некогда.

Собрав силы, Раин прыгнул, ухватился рукой за платформу, затем уцепился второй рукой и подтянулся. В скафандре это было явно труднее, чем в тренировочном костюме, и усилие истощило его. Взобравшись на слегка вогнутую поверхность, он не решился встать на ноги и, тяжело дыша, пополз к ракете на четвереньках.

Ему казалось, что прошло очень много времени, пока он полз так — по платформе к ракете, а потом — вдоль ракеты.

Единственный шанс на спасение заключался в том, что ракета окажется не автоматической или телеуправляемой, а предназначенной для живого экипажа. Это означало бы, полагал Раин, что экипаж ракеты дышал когда-то кислородом, а раз так — какие-то остатки его могли сохраниться в резервуарах… О том, как он найдет эти резервуары в достигающем, пожалуй, сотни метров в длину корабле, Раин сейчас не думал: это отвлекло бы его от главной задачи.

А главная задача сейчас — найти люк, который должен помещаться где-то не слишком высоко: ведь экипаж (опять-таки, если он вообще был) когда-то выбирался из него. Подсознательно Раин был уверен, что экипаж все же был. Он очень удивился бы, если бы ему сказали, что эта подсознательная уверенность основывалась на внешнем виде ракеты: ее совершенные формы невольно наводили на мысль, что только для людей (так Раин, не мудрствуя лукаво, называл про себя марсиан — строителей спутника) было создано это произведение опыта и вкуса.

…Он испугался, что прошло уже очень много времени, пока он полз и полз вдоль ракеты, а люка все не было. Он остановился, вспомнив, что несколько минут тому назад уже думал об этом, и снова пополз. Конечно, люк мог находиться и на противоположной стороне. В