Там, на островах - Александр Павлович Быченин

крайне сомнительное удовольствие, никаких нервов не хватит. Даже с учётом того факта, что мне здесь всего лишь месяц перекантоваться нужно. Вернее, целый месяц! Так что пусть уж лучше всеобщее осуждение и персональная ненависть несостоявшегося триумфатора, чем наоборот.

И альтернатива здесь ровно одна — расти в мастерстве игры, после чего дать нокаутированному красавчику сатисфакцию. Но уже по всем правилам, без «грязных» приёмчиков. «Грязных» в рамках мировоззренческой модели капоэйры, разумеется. Ведь с позиций морали всех остальных единоборцев прав как раз я. Но это тот самый случай, когда не нужно ехать в Тулу со своим самоваром. Или лезть в чужой монастырь со своим уставом. Да и вообще… хотя некий жест благородства с моей стороны не помешает. Какой? Да бог его знает! Да вот хотя бы руку страдальцу подать — тот как раз очухался достаточно, чтобы попытаться встать на ноги. Вот только обломался без посторонней помощи, а Дьогу, как будто специально, и не сообразил помочь. Хотя почему как будто? Именно что специально, иначе с чего бы ему мне подмигнуть и едва заметно указать подбородком на болезного?

— Ты это, амиго… — замялся я, протянув Витору руку, — извиняй, короче! Не рассчитал!

Ха! А ведь красавчик-мулат меня испугался! Мелькнуло что-то такое во взгляде, близкое к панике! Или даже к сожалению, что на бабьи посулы повёлся, не суть. Главное, что хвататься за мою руку не спешил, стреляя глазами то в меня, то в Дьогу.

— Давай-давай, поднимайся! — пришёл мне на помощь Маседа, протянув и свою ладонь.

Ну вот и хорошо, вот и правильно! Всё-таки Дьогу настоящий местранду, умеет к любому подход найти. И углы сгладить, не прибегая к грубой силе. И не давя авторитетом, что характерно. Наоборот, так повернул ситуацию, что, как в древнем анекдоте, и с песнями, и добровольно: Витор всё же схватился за руки помощи, причём постарался одновременно, чтобы, не дай бог, кто-нибудь чего-нибудь не подумал ненужного. Ну а мы с Дьогу общими усилиями, но аккуратно вздёрнули болезного на ноги. А Маседа ещё и заботливо придержал пострадавшего, когда его нехило мотыльнуло.

— Так, Витор, посмотри на меня! Сколько пальцев? — вернулся Дьогу к диагностическим мероприятиям.

— Д… два…

— А теперь?

— Один…

— Так, теперь следи за ним! — поводил местранду пальцем из стороны в сторону прямо перед глазами мулата. — Всё, хватит! И правда, в норме. Но на сегодня больше никаких игр! Иди, на берегу посиди, воздухом подыши!

— Да, местранду…

— А вы с ним! Обе! — грозно зыркнул Дьогу на притихших сестричек.

— Да, местранду! — с готовностью отозвалась брюнетка, а крашеная блондинка набрала было в грудь побольше воздуха, чтобы бросить что-то резкое, но, наткнувшись на зверский взгляд Маседы, мгновенно сдулась и буркнула:

— Ладно… местранду!

Н-да… а вот с ней я, похоже, попал. Причём конкретно, если уж даже Дьогу пришлось суровость изображать. И если тёмненькая… как её там? Мануэла? — убедилась, что с Витором порядок, и на этом посчитала инцидент исчерпанным, то крашеная… Флави, верно? — затаила обиду. А может, и злобу лютую. Это даже по её напряжённой спине было видно. Впрочем, допускаю, что в тот момент я и преувеличил. Слегка. На нервах, хе-хе. Плюс озабоченная физиономия Дьогу, а уж он-то её куда лучше знает!

Но, как бы там ни было, игру никто не отменял, так что Дьогу, деликатно оттеснив меня к себе за спину и поближе к траку, хлопнул в ладоши и объявил во всеуслышание:

— Продолжаем! Но прежде вам всем придётся выслушать поучительную песню о мальчике Виторе, который решил, что он самый умный! Итак…

Дальше мой знакомец перешёл на португальский, так что, кроме постоянно повторяющегося имени Витор, я ничего и не понял. Зато вспомнил, как данный перформанс называется: ладаинья. Своеобразное вступительное слово мастера перед игрой, некое напутствие и даже, если хотите, поучение. Ну а ещё я догадался, что Дьогу сейчас импровизировал в стиле «что вижу, то пою». Акын по-бразильски. Скорее всего, пытался как-то сгладить мою вину и заодно перевалить её часть на плечи страдальца-мулата. Типа, когда у тебя гость, ни к чему его задирать, особенно если не знаешь, кто он. А ещё желательно старшим и более опытным товарищам верить. Ну ладно хоть, что не «… как здорово, что все мы здесь сегодня собрались»…

Чёрт! Ну вот не хочет сегодня голова ничего соображать! И вот эти вот все самокопания — не что иное, как первейший признак творческого кризиса. А инженерное творчество, если вдруг кто не в курсе, оно тоже… вот оно самое. Творчество, ага. То есть результат проявления креативных способностей конкретного специалиста. В данном случае меня. А у меня к поставленной задаче не то, чтобы отвращение… просто душа не лежит. Есть ощущение, что я какую-то важную деталь упускаю из вида. Причём такую, которая способна похерить весь результат, если её изначально не учесть. А вот что за деталь — поди, знай! Потому, собственно, и соскальзывают мысли на посторонние проблемы.

Какие? Да тех же учеников Дьогу. Как я выяснил у него же, просто чуть позже, по завершению роды, паренька зовут Витор Андраде да Силва, он же градуаду, то есть ученик, Теймозу, сиречь Упрямец. Самый перспективный из своего поколения… да-да, не удивляйтесь! Тут уже есть свои поколения, пусть городу всего десять лет со дня основания. Как так получилось, мне ещё только предстоит выяснить, потому что и самому дико интересно. А вот девицы… девицы — сёстры-близнецы Флавия и Мануэла Алвеш де Соуза, дочурки одного из местных воротил рыбацкого бизнеса. Не избалованные отцовским вниманием, но зато холимые и лелеемые мамкой и тётками. Плюс папенька им во всём потакает — они у него единственные дочки, причём младшенькие. А остальные четверо детей пацаны… вернее, двое уже взрослые мужики, а двое перешагнули рубеж юности, то есть совершеннолетние. Офигеть! Мало того, что одна из девок злопамятная, так у неё ещё и четверо великовозрастных братьев плюс отец в авторитете! Попадос…

— Да кто там ещё⁈ — рявкнул я, среагировав на скрип двери.

Запираться в кабинете я счёл ниже своего достоинства, да и нечего пока скрывать. Ну вот и поплатился за собственную беспечность…

— Чего шумишь, амиго? — широко ухмыльнулся ничуть не впечатлённый моим рыком Монти. — Неужто работаешь?

— А что, не похоже? — парировал я.

Ну а чего? Карта расстелена, карандаш с линейкой и даже циркулем