Ваше Сиятельство #14 - Эрли Моури

с Элизабет, чтобы лучше видеть экран коммуникатора. — Индусы медлительны, — продолжил он, — и не любят принимать быстрые решения, но если что-то делают, то делают основательно. Уж я пересекался с ними и Лондоне, и в Мумбаи был недолго.

— Все так, но я сейчас не совсем об этом, — Ковалевская покачала головой. — Они перебрасывают флот из Бенгальского залива на запад. Причем, внимание! — Ольга подняла палец. — Индусы начали делать это за несколько часов до первых инцидентов в Средиземном море. Начали сразу после покушения на маркиза Этвуда. Случайность? Вот не думаю! Возникают серьезные подозрения, нет ли в этом их тайной договоренности с британцами? Теперь самое неприятное: может получиться так, что Шри-Ланка снова потеряет статус свободного острова, как это уже было во время войны Твердых Решений, и прежде в 4 284 году. Если это случится, то экспедиция на Шри-Ланку станет невозможна без одобрения со стороны Индийского Семицарствия. А какое может быть позволение, если они уже показывают зубы? И вполне может быть, что все это на юге Семицарствия только и делается для того, чтобы не дать нам возможность попасть на Шри-Ланку!

— Тогда экспедиция возможна лишь как очень серьезная военная операция, причем с крайне сомнительным результатом, — высказался поручик, поглядывая на карту, снова проступившую в фальшивом объеме экрана вместо статьи еженедельника. — У них там очень серьезные силы и морские, и воздушные. Это одно. Второе, они слишком подвержены влиянию Британии. Неприятные для нас договоренности с бритишами у них были всегда. Иной раз кажется, что они Шиве молятся реже, чем воздают молитвы в сторону Лондона. Здесь же… — Бабский вытянул палец к экрану, — крупнейшая британская база Рамада с сильной воздушной эскадрой. Если не ошибаюсь, их новейший линкор, о котором было столько разговоров, тоже здесь.

— Линкор «Принц Солсбери», — я вспомнил серию статей о нем, которые читал пять лет назад. Тогда этот гигант у меня вызывал изумление, сложно сказать приятное или неприятное. Он был в полтора раза больше нашего линкора «Слава Небес», хотя крымский воздушный гигант — не самый крупный из российских воздушных линкоров. С одной стороны, я был восхищен техническим чудом британцев, с другой — эта огромная вимана — боевая вимана наших врагов.

— Очень плохо, Саш, получается, если конфликт не стихнет, — прерывая мои мысли, сказала Ковалевская.

Я не ответил. Думая, что на Шри-Ланке мы должны оказаться при любом раскладе. Это важно для нашей империи. Жизненно важно! Я обязан был добраться до тайны древних виман и других великих секретов исчезнувшей цивилизации ариев. Хотя, не столько ариев, ведь они лишь наследовали достижения куда более древних культур, в том числе и родной мне Лемурии. Именно этот факт, не слишком много значивший для ума, значил очень много для моей души, в архивах которой бережно хранилось мое прошлое.

Как выяснилось чуть позже по этому вопросу — вопросу крайне опасной военной активности в Индийском Семицарствии — меня ждал во дворце граф Варшавский.

Мы подлетели к Москве, когда солнце стало на закате, и вся столица была залита золотистым светом. В нем ярко сверкали Демидовские башни. Словно золотое копье в небо вонзалась Пятая Имперская. От нее безмятежно отходил «Сибирский Экспресс», позолоченный с левого бока, огромный, величавый. Город внизу был полон ожидания приятного летнего вечера, в то время как в этом мире пролилась первая большая кровь и зачиналось пламя войны.

Я расстался с Ольгой возле ее дома, с трудом поместив «Эверест» на посадочной площадке: помимо «Ориона» князя Ковалевского там стояло еще пять виман, и было тесновато. Расставаясь со мной, Ольга Борисовна поцеловала меня в губы при отце и князе Самарском, да еще нескольких важных лицах из дворянства. Вроде бы не слишком значительный факт, но в столь высоких кругах очень смелый поступок, о котором потом будут шептаться во дворце.

— Александр Петрович! — князь Ковалевский прервал наши с Ольгой любезности. — Вы все ж поторопитесь во дворец. От себя скажу, с Денисом Филофеевичем сегодня встретиться не пытайтесь. Все вопросы — а они очень важные — решайте с Варшавским. У него полный карт-бланш.

— Ну и задали вы нам задачу, Александр Петрович, — заметил подошедший Самарский. — При чем не только нам, а практически миру всему. Я про это… как бы случайное убийство Гилберта. Оно-то, конечно, одним негодяем меньше. Но вот во что теперь все это превращается… — он широко развел руками.

— Не раздувай, Николай Григорьевич, — не согласился Ковалевский. — События неприятные, но пока не слишком ясно, чем все кончится.

— Кстати, маркиз Этвуд жив, — заметил я, подумав, что князья могут обмануться из-за публикаций в прессе. — Это достоверная информация от самой императрицы.

— Мы знаем, знаем, Александр Петрович. И на Глорию вся надежда. Быть может она впервые по-настоящему и с большой пользой послужит Отечеству. Мы даже молились за нее, — к моему огромному удивлению признался Борис Егорович. — Саш, давай во дворец. Потом обо всем поговорим, как у нас будет больше времени. Ольга останется со мной.

Все три посадочные площадки при Багряном дворце были полны виман. Поместить «Эверест» там так же оказалось непросто. Я долго не мудрил, выбрал места у самого края, сломал молодую ель, примял клумбу — экая мелочь, когда Отечество в опасности.

Зайдя во дворец, я удивил и Бабского, и Элизабет: вместо того, чтобы сразу свернуть направо, в сторону приемной, где меня ждал Варшавский, я пошел прямо. Прямо к дворцовому залу богов. У двери сказал своим:

— Подождите здесь несколько минут. Так надо, — и вошел в зал через высокие, резные двери, которые передо мной раскрыли гвардейцы.

По пути к столице я дважды мысленно воздавал молитву Артемиде, однако, не почувствовал, что моя возлюбленная услышала. В общем-то, это нормально: в свете последних событий не только люди, и боги в большой суете. Ток исходящих от людей молитв как никогда напряжен, и мой голос в нем сложно различить, даже при том, что между мной и Арти сердечная связь.

Здесь, в зале, было людно. Многие стояли у статуи Громовержца, и перед изваянием Артемиды тоже было тесно. Вершина ее алтаря исходила ароматным дымом, а у пьедестала лежали богатые подношения.

Ждать свою очередь я не мог, поэтому проявил наглость, отодвинул какого-то вельможу